Full text of "Russkiĭ Sever : rolʹ Severnogo Krai͡a Evrop. Rossii v istorii russkogo gosudarstva : istoricheskiĭ ocherk"

See other formats

ЦМІѴЕРЗІТУ  ОР  МОРТН  САРОЫМА 


І     ВООК  САВО 

^         РІеазе  кеер  ТЬіз  согб  іп 
с  Ьоок  роскеі 

г 
г 

г 


гт 

и. 


ТНЕ  ЫВКАКУ  ОР  ТНЕ 
УЫІѴЕК5ІТУ  ОР 
ЫОКТН  САКОІША 
АТ  СНАРЕІ  НІІХ 


ЕКООѴС^ЕО  ВУ  ТНЕ 
ВІАІЕСТІС  АШ  РНІІАЫТНКОРІС 
50СІЕТІЕ5 


БК501 

.К593 
1919 


а 


00001  89994  9 


ТНІ8  Ьоок  І8  (Іие  аі  іНе  ЬОУІЗ  К.  ^VI^50N  ЫВКАЯѴ  оп  іЬе 
1а5і  даіе  8іатресі  ипдег  "Оаіе  Оие."  ІГ  поі  оп  ЬоШ  іі  тау  Ье 
гепе\ѵесі  Ьу  Ьгіпёіпе  И  іо  іЬе  ІіЬгагу. 

ВАТЕ  „ж^т^ 
ВІІЕ  ^**^^ 

ВАТЕ 

ВУЕ  ^**^'- 

1 

Рогт  N0.  6!3 

□ідііігесі  Ьу  ІМе  Іпіегпеі  АгсМіѵе 
іп  2014 


ІіПр8://агсІііѵе.огд/сІеІаіІ8/ги88кіІ8еѵеггоІ800кІ2е 


д.  д.  Иизеветтер. 


РУССКИЙ  СЕВЕР. 


Роль  Северного  Края  Европ.  России 
в  истории  русского  государства. 

І  Гохорпчеокігй  очерк. 


ВОЛОГДА. 

Типография  Союза  Северных  Кооперативных  Союзов. 
1919 


Д.  д.  Низеветтер.         ^  3? 

РУССКИЙ  СЕВЕР. 

У'  --ч     Іс.  ±  -   

Роль  Северноге  Края  Европ.  России 
в  истории  русского  государства. 


Мсхорический  очерк. 


ВОЛОГДА 

Типография  Союза  Северных  Кооперативных  Союзов. 
1919. 


Громадные  пространства,  занимающие  северную  часть 
восточно-европейской  равнины  от  берегов  Ледовитого  океана 
и  до  водораздела,  отделяющего  левые  притоки  верхней  и  сред- 
ней Волги  от  бассейнов  рек  крайнего  русского  севера,  и  от 
русско-норвежской  границы  до  Уральского  хребта,— на  пер- 
вый, поверхностный  взгляд  могут  показаться  страной  непри- 
ветливо-суровой, малопривлекательной  по  низкому  уровню 
культурного  развития,  малообещающей  по  однообразию  при- 
родных условий  и  естественных  богатств.  Па  основании  та- 
ких поверхностных  и  глубоконеосновательных  впечатлений 
мол;ет  зародиться  мысль,  что  этому  краю — несмотря  на  всю 
его  обширность  —  выпало  на  долю  представлять  собою 
нечто  вроде  мертвого  капитала  в  составе  владений  русского 
государства.  За  подтверждение  такой  мысли  может  быть  при- 
нято 70  обстоятельство,  что  па  памяти  зкивущих  теперь  по- 
колений этот  край  действительно  прозябал  в  некоторой  забро- 
шенности и  только  в  самое  последнее  время  и  государствен- 
ная власть  и  общественная  торгово-промышленная  предприим- 
чивость начали  направлять  свое  внимание  к  лесным  равни- 
нам русского  севера. 

Достаточно,  однако,  даже  беглого  взгляда  на  исторические 
судьбы  этого  края,  чтобы,  при  свете  ярких  исторических 
фактов,  убедиться  в  несостоятельности  вышеприведенного 
воззрения,  довольно  распространенного  в  нашем  малосведущем 
в  родной  истории  и  малосильном  в  знании  родной  страны 
образованном  обществе.  Исторические  факты  показывают,  что, 
если  этот  край  в  новейшую  эпоху  нашей  истории  и  пред- 
ставляеі;  собою  нечто  в.  роде  мертвого  капитала,  то  проис- 
ходит это  исключительно  потому,  что  об  этом  капитале 
мало  кто  вспоминал,  мало  кто  задумывался  о  том,  чтобы 
приложить  к  нему  творческую  предпринимательскую  энергию. 
Но  стоит  только  заглянуть  немного  подальше  в  историческое 


4 


прошяое  этого  крал,  как  перед  нами  развернется  совершенно 
шш  картйна;  ми  увищѵі,  что  в  течение  длинного  ряда 
веков  нііпэй  историй  этот  край  являлся  ареной  оживленной 
творческой  работы;  ключем  била  здесь  трудовая  народная 
энергия,  юторія  нач:одні  і  себе  в  этик  необ  )зримо-громад- 
ных  лесных  пространствах,  в  изобилии  прорезанных  могу- 
чим! реічымя  арге;)итѵш,  д)Сгагзчное  количество  материала 
и  удобных  точек  притоіС<*ния  для  своих  целесообразных  уси- 
лия, причосивинх  осязігеіьные  птоды.  И  в  связи  с  этим 
8  нротые  эпохи  наіпэй  исгорнческой  жизни  этому  краю 
прич  ід тежпа  важная  акгіі[?чая  и  положительная  роль  в  общем 
ходе  и  эк  )номи ческого  и  политического  развития  России; 
он  вхоі;ил  в  состав  руссюй  земли  в  те  времена  не  в  виде 
неподвижной  мертвой  гир  і,  привеіпенной  к  русскому  госу- 
дгрѵзтвенн )му  организму  и  своей  тяжестью  тормозившей  сво- 
боі,ное  раскрытие  внугренн  іх  сил  этого  организма,  а  в  виде 
жизнсзнісооной  пигіт^іьчоч  его  еелеточчи,  существенно  со- 
дейсг8)вав[пзй  его  общому  внутреннему  преуспеянию. 

Такач  роль  выпаіа  пі  доію  интересующего  нас  края 
в  минувших  сутіьбіх  ні!ниіроднні  біапоі,ірч  свойственным 
ему  свое)брізным  особе  і  го-^.гям,  которыми  он  отличался  от 
пр)чнх  оспинах  частей  Ру*,с^)й  Зімін  и  в  силу  которых 
он  и  мог  вносить  в  обіцѵю  согсровиіцницу  и  материальной 
и  духовной  кутьгуры  Р  хзон  I  тех  времен  свой  особый,  весьма 
важный  вклад. 

В  последующем  изтож^нии  мы  намерены  представить 
вниманию  читатетя  кр  ^г^^н  1  очорк  исторических*  судеб  этого 
края.  Мы  полагаем,  чг»  этот  очерк — пои  в^ей  его  крат- 
кости— все  же  поетістгвіг  истаточно  материата,  как  для 
по т,твер  Ксения  справе пнв  )сгн  тотько  что  вы'*-казанного  за- 
ктютенчя  о  минувшей  нт»рнческой  роли  этого  края,  так  и 
дтч  докізатетьства  тог»,  чг)  русскому  сов^пу  — в  силу  тех  же 
природных  его  условий  м  »'Ког  и  в  бѵдущ>м  ппеістоять  важ- 
ная положительная  роль  в  общем  1[р*)цг»ссе  возрождения 
России. 


I. 

Набеги  Скандинавов  на  древнюю  Биармию. 

История  Северного  Края  Евроиейской  России  представ- 
ляет большой  интерес  прежде  всего  в  том  отношении,  что 
этот  край,  так  сказать,  на  глазах  историка,  при  свете  лето- 
писных и  документальных  данных,  превращается  из  полу- 
дикой пустынной  области  в  арену  оседлой  промышленной 
культуры.  Мы  можем  с  достаточной  отчетливостью  просле- 
дить за  этим  процессом,  в  котором  так  ярко  выразились 
живые  творческие  силы  русского  народа. 

На  заре  нашей  истории  вся  эта  обширная  страна,  ле- 
жаш,ая  к  северу  от  средней  Волги  и  примыкак^пі&я  к  по- 
бережью Ледовитого  океана,  находилась,  можно,  сказать,  за 
порогом  тогдашнего  культурного  мира.  Не  только  для  За- 
падной Европы,  но  и  для  населения  внутренних  частей 
восточно  -  европейской  равнины  то  был  маловедомый  край, 
рисовавшийся  воображению  русских  людей  в  фантастиче- 
ских, сказочных  очертаниях.  Даже  и  в  позднее  сравнительно 
время — в  конце  XI  и  начале  XII  стол,  по  русской  земле 
ходили  самые  невероятные,  рассказы  о  чудесах,  которыми 
якобы  полна  была  лсизнь  в  этой  отдаленной  окраине  мира. 
Рассказывали,  например,  что  там,  за  лукою  моря  стоят  горы, 
вздымающиеся  до  небес;  шум  и  крик  доносится  из  средины 
горы;  внутри  той  горы  живут  люди,  не  могущие  оттуда 
освободиться;  они  прорезали  себе  из  горы  маленькое  оконце, 
выглядывают  оттуда  и  кричат,  но  разобрать  их  языка  не- 
возможно; они  только  руками  показывают  на  железо  и  про- 
сят его,  а  за  ножи  и  топоры  предлагают  звериные  шкуры. 
Рассказывали  и  про  иные  разные  чудеса.  Говорили,  что  там 
с  неба  из  тучи  выпадают  белки  и  олени  и  расходятся  по 
всей  земле.  Такие  толки  записал  летописец  со  слов  новго- 
родских промышленников,  только  что  начавших  тогда  посе- 
щать эти  далекие  области  крайнего  северо-востока  Европы 
Можно  представить  себе,  какими  сказочными  красками  рас 


6 


цве^ивался  этот  дикий  край  в  представлении  русских  ліоцей 
в  еще  более  раннее  время,  когда  туда  ^ще  не  проникали 
предприимчивые  смельчаки  ни  из  Новгородской  земли,  ни 
из  Суздальщины. 

До  начала  XI  ст.  побережье  Ледовитого  океана  и  бас- 
сейны рек  Онегп,  Северной  Двины,  Мезени  и  Печоры  были 
населены  исключительно  финскими  племенами,  из  числа  ко- 
торых наша  древнейшая  летопись  на  первых  же  своих  стра- 
ницах называет  Емь,  Заволоцкуіо  Чудь,  Пермь,  Печору, 
Югру.  Если  прибавим  сюда  Корелу,  Лопь  (лапланцев)  и  Са- 
моядь — о  которых  встречаются  упоминания  в  других  местах 
летописей, — то  мы  исчерпаем  весь  состав  изначального  фин- 
ского населения  этого  края. 

Если  славянские  поселенцы  Озерного  края — ильменские 
славяне  и  кривичи — уже  в  IX  веке  находились  в  деятель- 
ных сношениях  с  финскими  народцами,  жившими  по  верхней 
Волге  (Весь,  Меря)  и  в  юго-западной  части  Озерной  области 
(,,Чудь",  которую  надо  отличать  от  Заволоцкой  Чуди,  жив- 
шей по  бассейну  Северной  Двины),  то  вышеперечисленные 
финские  племена,  обитавшие  по  речным  бассейнам  Северного, 
и  Северо-Восточного  Поморья,  стояли  тогда  еще  совершенно 
в  стороне  от  славянского  мира  и  не  соприкасались  с  ним, 
отрезанные  от  него  необозримыми  чащами  первобытного  леса. 
Но  уже  тогда  в  жизни  этого  края  начали  происходить  собы- 
тия, которые  указывали  на  то,  что  не  долго  останется  он 
вне  влріяния  более  культурных  соседних  народов,  ибо  есте- 
ственные богатства  этого  края  таили  в  себе  притягательную 
силу,  способную  действовать  на  весьма  далеких  расстояниях. 

Уже  в  IX  ст.  слухи  об  этих  богатствах  достигли  до 
берегов  Норвегии  и  среди  предприимчивых  норвежцев  наш- 
лись отважные  мореплаватели,  открывшие  через  Ледовитый 
океан  дорогу  к  устью  Северной  Двины  и  завязавшие  сно- 
шения с  русским  поморьем,  прозванным  норвежцами  Биар- 
мией  (Биармаланд). 

Часто  можно  слышать  утверждение,  что  об  этих  древ- 
нейших сношениях  норвежцев  с  Биармией  мы  узнаем  лишь 
из  поэтических  сказаний  исландского  эпоса,  из  исландских 
саг,  в  которых  трудно  отделить  зерно  исторической  действи 


7 


тельности  от  поэтического  вымысла.  Это  мнение  совершенно 
неверно.  Самое  раннее  из  дошедших  до  нас  известий  о  поезд- 
ках норвежцев  к  берегам  Северной  Дпиііы  носит  как  раз 
вполне  исторический  характер  и  не  оставляет  сомнения  в 
своей  исторической  достоверности.  В  конце  IX  ст.  англий- 
ский король  Альфред  Великий,  выучившийся  по  латыни,  пе- 
ревел на  англо-саксонский  язык  „І^семирную  Историю"  ис- 
панского священника  Л'*-го  века  Орозия.  В  этот  перевод 
Альфред  вставил  от  себя  рассказ  о  поездке  в  Биармию  двух 
.  норвежцев  Вульфстана  и  Отера,  занисаиный  им  со  слов  са- 
мих этих  отважных  мореплавателей.  Таким  образом,  перед 
нами — историческое  свидетельство,  идущ,ее  из  первых  рук, 
от  самих  участников  описываемых  в  нем  событий. 

Рассказ  о  путешествии  Отера  в  Биармию  представляет 
большой  интерес,  как  по  своей  достоверности,  так  и  по  своему 
содерлшіпіо,  которое  бросает  свет  на  некоторые  черты  быта 
„биармийцев",  иначе  говоря — ншвшей  по  Двине  Заволодкой 
Чуди,  а  также  и  на  характер  древнейших  сношений  Норве- 
гии с  этим  отдаленным  краем. 

Из  рассказа  этого  видно,  что  экспедиция  Отера  была 
первым  опытом  проникновения  норвежских  мореплавателей 
к  нашему  Поморью.  Отер  говорил  королю  Альфреду,  что  он 
предпринял  свое  путешествие  из  желания  разузнать,  далеко  ли 
на  север  простирается  берег  Яорвегии  и  живет  ли  кто-нибудь 
на  крайней  северной  оконечности  этой  страны.  И  он  дерлсал 
свой  путь  на  север,  пока  берег  не  свернул  на  восток.  Так 
он  добрался,  невидимому,  до  Святого  Мыса  на  Коле  и,  выж- 
дав там  попутного  ветра,  поплыл  далее  в  юго-восточном 
направлении,  пока  не  достиг  устья  большой  реки,  которая 
вела  внутрь  страны.  Все  топографические  намеки,  рассеян- 
ные по  рассказу  об  этой  поездке,  не  оставляют  сомнения 
в  том,  что  Отер  подъехал  к  устью  Северной  Двипы.  Из  даль- 
д  нейшего  изложения  видно,  что  ему  было  ново  все,  что  он 
видел  и  узнавал.  Итак,  несомненно,  что  мы  имеем  здесь  дело 
с  повествованием  о  первоітчальном  открытии  норвелщами 
пути  в  Белое  море  и  к  устью  Двины,  которое,  следовательно, 
должно  быть  отнесено  к  IX  столетию. 

Обозначая  наименования  прибрежных  пространств,  мимо 
которых  ему  пришлось  проехать,  Отер  различает:  1)  „землю 


8 


Терфинов"  т.  е.  Терский  берег*)  и  2)  „Биармаланд",  т  е. 
побережье  от  устья  Двины  до  устья  Мезени.  Земля  Терфи- 
нов  по  наблюдениям  Отера  оказалась  совсем  пустынной; 
только  кое-где,  на  далеких  расстояниях  друг  от  друга  гам 
попадались  маленькие  поселки,  в  которых  жили  финны- 
охотники,  рыбаки  и  птицеловы.  Но  на  побережьях  Днины 
Отер  нашел  довольно  густое  население.  Отер  вступил  там 
в  переговоры  с  биармийцами,  выслушал  их  рассказы  об  ок- 
рестных странах,  но  все  лее  не  решился  углубиться  в  страну 
по  течению  Двины  из  боязни  враждебных  нападений.  С  до- 
бытыми сведениями  Отер  верну.яся  на  родину.  С  этого  вре- 
мени завязались  сношения  норвежцев  с  нашим  Поморьем. 
Уже  сам  Отер  вскоре  вторично  отправился  по  открытому  им 
пути  и  король  Альфред  прямо  указывает  со  слов  самого 
мореплавателя,  что  Отер  на  этот  раз  поехал  туда  из-за  моржей, 
зубы  которых  представляли  собою  весьма  драгоценную  кость. 
Несколько  таких  зубов  Отер  поднес  королю.  Оказалось,  что  кожа 
морл^ей  в  высшей  степени  пригодна  для  корабельных  канатов. 

Сведения  о  дальнейших  поездках  норвежцев  в  Биармию 
мы  почерпаем  уже  из  скандинавских  саг.  Валшейшая  из  них 
есть  сага  об  Орваре-Одде.  Одд— сын  зажиточного  поселенца 
острова  Рафниста,  лел^апі,его  недалеко  от  берегов  Норвегии, 
где  расположен  теперешний  Рам  стад.  Колдунья  предсказала 
■12-летнему  Одду,  что  ему  суждено  принять  смерть  от  своего 
коня.  Придя  в  возраст,  Одд  убил  назначенного  ему  коня,  ду- 
мая, что  этрім  он  сделал  невозможным  исполнение  предска- 
зания колдуньи  (как  это  напоминает  летописное  сказание  о 
пашем  Олеге!),  а  сам  навсегда  покинул  место  своего  житель- 
ства и  пустился  в  безконечпые  скитания  по  суше  и  по  морю. 
С'ездил  он  во  время  этих  скитаний  и  в  Биармию  вместе  с 
своим  братом  Гудмундом  и  племянником  Спгурдом. 

Добравшись  до  устья  Двины,  они  в'ехали  в  устье  и 
затем  поднялись  вверх  по  реке.  Настала  ночь.  Путешествен- 
ники остановились  и  вышли  на  берег,  покрытый  лесом.  Из 
лесной  чащи  они  набрели  на  избу,  освещенную  внутри  и 
наполненную  народом.  Там  шел  какой-то  пир.  Из  лесу  тоже 
выходили  люди  и  кружились  на  одном  месте.  Не  то  это  был 

*)  В  русских  источниках  этот  берег  называется  Тре.  Филологи  ста- 
вят это  название  в  связь  с  скандинавским  словом  <іга>,  что  значит 
лес  и  <ТегПппа>  переводят — лесные  финны. 


какой-нибудь  народный   праздник,  не  то  здесь  совершался 
какой-либо  религиозный  обряд.  Путешественники  не  пони- 
мали языка  биармийцев.  Но  вдруг  до  их  слуха  долетели  слова 
на  их  родном  языке.   То  говорил  человек,  разливавший  в 
избе  вино.  Норвежцы,  ворвавшись  в  избу,  на  глазах  у  изум- 
ленных биармийцев  схватили   виночерпия  и  унесли  его  на 
свои  суда.  Там  учинили  ему  допрос.  „Я  норвежец,  сообш,ил 
он,  и  уже  семь  лет,  как  живу  здесь".  Итак,  сага  повествует 
о  времени  более  позднем,  нежели  путешествие  От  ера,  о  вре- 
мени, когда  сношения  норвежцев   с  Биармией  уже  участи- 
лись и  среди  биармийцев  появились  даже  отдельные  нор- 
вежцы, акклиматизировавшиеся  в  этой  стране.  Виночерпий 
сообщил  Одду,  что  выше  по  реке  Двине  стоит  курган,  к 
которому  биармийцы  'сносят  различные  приношения  за  каж- 
дого родившегося  и  умершего  человека  и  складывают  у  под- 
ножия кургана.  Норвежцы  добрались  до  кургана  и  похитили 
все  сложенные  там  богатства.  Они  нашли  іш  много  серебра, 
так  что  едва  донесли  его  на  носилках  до  своих  судов.  Выж- 
дав на  судах- наступления  ночи,  они  вновь  пошли  по  лес- 
ному берегу  на  разведки.  Они  шли  всю  ночь,  а  на  заре  их 
встретила  большая  толпа  биармийцев.  Во  главе  толпы  нахо- 
дился виночерпий,  бежаиший  накануне  от  приезжих.  От  лица 
всего  собрания  он  заявил  Одду,  что  биармийцы  хотят  всту- 
пить в  торговые   сношения   с  приезлшмп  п   купить  у  них 
оружие.  Одд  ответил  отказом.  „В  таком  сдучае— заявил  вино- 
черпий— мы  отнимем   у  вас  силою  все,  что  вы  похитили  у 
кургана;  защищайте  вашу  добычу  и  жизнь".   Начался  же- 
стокий бой.  Множество  биармийцев  пало  от  руки  Одда  и  его 
спутников.   Наконец,   биармийцы  дрогнули  и  разбежались, 
оставив  на  месте  большое  количество  орулшя.  Норвежцы  все 
унесли  к  себе  на  суда  и  поплыли  обратно,  'покинув  него- 
степриимный берег  *). 

Мы  не  будем,  конечно,  излагать  содержание  всех  ска- 
заний о  поездках  норвежцев  в  Биармию.  Отметим  еще 
только  некоторые  любопытные  подробности  из  повествования 
о  набеге  на  Биармию  Торера  Гунда.  Торера  послал  в  Би- 
армию норвежский  король  Олаф  Святой.  Итак,  этот  набег 
относился  уже  к  XI  столетию.  Торер  прибыл  к  Двине  во  время 

*)  Тиатідер— „Поез  іки  норманнов  в  Биармпю"— -в  „Известиях  II  Отде- 
ленвя  Академпл  наук".  * 


10 


ярмарки,  па  которой  он  и  его  спутники  накупили  много 
мехов.  Перед  от'ездом  они  вздумали  ограбитгі  кладбище  би- 
армийцев,  где  в  могилы  вместе  с  покойниками  были  зары- 
ваемы различные  богатства.  Кладбище  это  было  обнесено 
забором,  а  посредине  его  стоял  истукан  бога  Иомаллы.  На 
шее  идола  блестело  драгоценное  ожерелье,  а  перед  идолом 
стояла  серебряная  чаша,  наполненная  деньгами.  Норвежцы 
похитили  ожерелье  и  забрали  чашу.  Снимая  ожерелье,  они 
отсекли  идолу  голову.  От  шума  проснулись  сторожа,  затру- 
били в  рога.  Сбежались  местные  жители  и  погнались  за  при- 
езжими грабителями,  но  те  быстро  скрылись  на  свои  ко- 
рабли и  отплыли  в  море. 

Эти  сказания  бросают  яркий  свет  на  общий  характер 
сношений  скандинавов  с  нашим  Поморьем  в  ту  отдаленную 
эпоху.  И  в  IX  и  в  XI  ст.,  как  видно  из  сообщений  Аль- 
фреда Великого  и  саг, — эти  сношения  носили  оцин  и  тот  же 
характер  военно-торговых  экспедиций  с  явственно  вырал^ен- 
ным  оттенком  пиратских  набегов  на  поберелае  полудикой 
страны.  Не  видим  здесь  указаний  на  какие-либо  попытки 
прочной  оседлой  колонизации:  отвальные  мореплаватели  вне- 
запно появляются  из-за  моря  на  берег  Двины,  добром  или 
силою  забирают  добычу,  и  таклш  внезапно  исчезают,  уплы- 
вая во-свояси.  Они  вступают  с  туземцами  в  меновые  сделки, 
но  мирные  торговые  переговоры  каждую  минуту  могут  пе- 
рейти во  вралдабное  столкновение,  потому  что  заморские 
гости  охотно  предаются  насильственному  грабежу.  Интересно 
подчеркнуть,  что  экспедиция  Терера  в  XI  столетии  нисколько 
не  отличается  в  этом  отношении  от  экспедиции  Одда,  отно- 
сящейся к  IX  в.  За  три  слишком  века  характер  этих  на- 
бегов не  изменился.  Сближения,  основанного  на  планомер- 
ных мирных  сношениях,  между  норвежцами  и  придвипской 
Чудью  не  образовалось. 

Рассмотренные  данные  указывают  и  на  то,  что  именно 
слул^ило  в  этих  краях  приманкой  для  скандинавов  и  чем 
промышляла  преимущественно  придвинская  Чудь  в  ту  эпоху. 
Морлшвые  кожи  и  зубы,  меха  и  серебро-^вот  главные  со- 
ставные элементы  добычи,  увозимой  скандинавами  из  Биар- 
мии.  В  обмен  на  это  биармийцы  всего  более  стремятся  по- 
лучит]^ от  заморских  гостей  железное  оружие.  Наличность 


11 


мехов  и  серебра  у  лштелей  Подвинья  указывает  на  то,  чтс 
Чудь  уже  в  ту  эпоху  вела  деятельные  меновые  сношения  с 
населением  более  восточных  областей  Северного  Края,  при- 
легавших к  Уралу,  т.  е.  с  Югрой,  при  посредстве  которой 
они  получали  серебро  и  меха  из  Сибири.  Развитие  внутрен- 
них торговых  сношений  между  различными  частями  фин- 
ского населения  Поморья  еще  цо  появления  здесь  славян- 
ских колонистов  иллюстрируется  и  тем,  что  заезжие  норвелщы 
наталкивались  на  берегах  Двины  на  торговые  сборища,  но- 
сившие характер  ярмарок. 

Приведенные  данные  о  характере  древнейших  сношений 
Норвегии  с  нашим  Поморьем  показывают,  что  эти  сношения 
не  могли  привести  к  прочному  приобщению  этой  полудикой 
тсгда  страны  к  культурному  миру. 

По  прошло  приблизительно  около  двух  столетий  со  вре- 
мени первоначального  появления  скандинавов  у  берегов  Двины, 
и  по  необозримым  лесным  трущебам,  покрывавшим  берега 
Онеги,  Двины,  Мезени  и  Печоры  и  их  многочисленных  при- 
токов, пронеслось  веяние  новой  л^изни,  совсем  с  другой  сто- 
роны, при  посредстве  совсем  иных  переселенцев. 

Приблизительно  с  средины  XI  ст.  в  этот  полудикий 
лесной  край  с  юго-запада  и  юга  стали  проникать  славянские 
колонисты.  По  рекам  и  речкам  они  продвигались  все  далее 
в  эту  неведомую  им  ранее  область  и  здешнее  туземное  фин- 
ское население  скоро  стало  все  более  и  более  уплотняться 
довольно  густыми  группами  вновь  возникавших  здесь  посел- 
ков, починков,  погостов,  в  которых  новые  переселенцы  рас- 
полагались на  прочное  постоянное  лштельство,  принимаясь 
за  деятельный,  настойчивый  труд  по  извлечению  различных 
промысловых  выгод  из  естественных  богатств  колонизуемой 
ими  страны.  Финское  Поморье  стало  превращаться  этим  пу- 
тем в  органическую  составную  часть  Русской  Земли.  Лесная 
глушь  преобразилась  в  арену  кипучего  промышленного  труда. 
Обширный  Северный  край  восточно-европейской  равнины, 
оживленный  влившимся  в  него  потоком  славянской  колони- 
зации, стал  развертывать  в  разных  направлениях  таившуюся 
в  нем  потенциальную  производительную  силу.  Бросим  теперь 
общий  взгляд  на  этот  процесс,  полный  живого  историче- 
ского интереса. 


II. 


Русский  Север  и  Новгоролская  Держава. 

В  XI  ст.  в  южных  частях  Северного  края  появляются 
первые  колонисты  из  Суздальской  земли.  Приток  этих  пе- 
реселенцев постепенно  продолжался  и  в  последующее  время. 
Так,  нам  известно,  что  город  Устюг  Великий — первое  лето- 
писное упоминание  о  котором  отнссится:  к  1147  г.,  был 
основан  выходцами  из  Суздальщины. ' 

Однако,  главная  масса  колонистов,  которой  выпало  на 
долю  обрусить  этот  первоначально  чисто  финский  край,  на- 
правилась сюда  с  другой  стор(  ны:  не  из  Суздальщины,  а 
из  владений  господина  Великого  Новгорода.  Новгородская 
земля  рано  обнаруживает  неудержимое  стремление  к  расши- 
рению своих  владений.  Первоначальное  стремление  жителей 
новгородской  области  к  переселениям  на  новые  места  вызы- 
валось сравнительным  малоплодородием  почвы  на  их  новго- 
родской родине,  которой  никогда  не  хватало  своего  хлеба 
и  которая  всегда  зависела  от  подвоза  хлебных  запасов  из 
.,Низовой"  земли.  Вскоре  к  этому  побуждению,  вызывавшему 
стремление  к  расширению  Новгородской  территории,  приба- 
вилось и  другое.  Новгород  вошел  в  тесную  связь  с  ожив- 
ленным торговым  движением,  которое  кипело  тогда  на  Се- 
верном и  Балтийском  морях  и  во  главе  которого  стояли 
купеческие  фирмы  торговых  городов  Северной  Германии 
Новгород-Великий  сделался  членом  знаменитого  Ганзейского 
Союза,  и  Новгородское  боярство  и  купечество  взяло  в  свои 
руки  поставку  на  ганзеатические  заморские  рынки  тех  есте- 
ственных произведений  восточно-европейской  равнины,  ко- 
торые высоко  ценились  тогда  в  Западной  Европе.  На  первом 
плане  в  этом  отношении  стояли  меха  пушных  зверей  и  бо- 
лее всего  меха  собольи.  Необозримые  леса  северного  края 
содерлсали  в  себе  колоссальные  количества  этого  ценноі  о 
товара.  Туда,  в  глубь  этих  лесов  и  направилось  естественно 
внимание  руководителей  Новгородской  державы.  Это  дало 
могучий  толчек  колонизационному  движению  из  Новгород- 
ской земли  в  области  северного  Поморья.  В  этом  движении 
приняли  деятельное  участие  и  государственная  власть  Нов- 
городской державы  и  разнообразные  слои  самого  новгород- 
ского населения. 


Во  главе  движения  шли  военные  экспедиции,  снаря- 
жаемые государственными  властями  господина  Великого  Нов- 
города. Эти  военные  отряды,  пользуясь  многоразветвленной 
сетью  рек  и  речек,  в  изобилии  пересекавших  лесные  чащи 
этого  края,  шаг  за  шагом  продвигались  все  дальше  и  дальше 
в  северо-восточном  направлении  от  первоначальных  границ 
Новгородской  области.  В  первой  половине  XI  столетия  нов- 
городцы стали  довольно  уже  крепкой  ногой  в  области,  рас- 
положенной между  озерами  Ладожским  и  Онежским.  К  сре- 
дине XI  ст.  речные  бассейны  Онеги,  Ваги  и  Северной  Двины 
былй  подведены  под  власть  Великого  Новгорода  и  тогда  же 
начались  новгородские  экспедеции  и  далее  па  восток:  в 
бассейн  Мезени,  Печоры  и  даже  к  Уральскому  хребту,  на 
запа'^ных  отрогах  северной  части  которого  обитал  финский 
народец,  Югра.  Течение  Мезени  занято  было  довольно  прочно 
уже  к  концу  XI  стол.  Но  бассейн  Печоры  и  область,  ле- 
жавшая между  Печорой  и  Уральскими  горами,  в  течение 
всего  XII  и  даже  XIII  ст.  продолжала  служить  ареной 
кровавых  столкновений  между  новгородскими  отрядами  и 
финскими  туземцами:  Печорой  и  Югрой.  В  ХІУ  столетии 
новгородцы  проникают  и  за  Урал,  к  бассейну  Оби.  Кроме 
того,  в  XIII  ст.  в  состав  владений  Новгородской  державы 
оффициально  включаются  Пермский  край  и  берега  Кольского 
полуострова,  а  в  XIV  в.  та  же  участь  постигает  и  Вятку 

Таков  был  последовательный  ход  распространения  го- 
сударственной власти  Новгородской  державы  на  области 
русского  Севера.  Конечно,  не  следует  представлять  себе  дела 
так,  как  будто  оффициальное  присоединение  той  или  иной 
области  П  оморья  к  государственной  территории  Новгорода 
означало  собою  окончательное  и  крепкое  преврап],ение  такой 
области  в  органическую  составную  часть  Новгородской  земли. 
На  первых  порах  все  ограничивалось  тем,  что  передовой 
новгородской  отряд,  проникнув  в  новую  местность,  ставил 
на  берегу  реки  городок,  т.  е.  укрепленный  острожек  и  об'яв- 
лял,  что  местное  население  отныне  должно  платить  дань 
господину  Великому-Новгороду.  Сбор  дани,  главным  образом, 
мехами  и  серебром,  которое,  как  мы  видели  в  предшествую- 
щей главе,  уже  в  IX  веке  проникало  в  большом  количестве 
из-за  Урала  вплоть  до  Двинского   Побережья,  и  составлял 


14 


первоначально  единственную  цель  этой  правительственно- 
военной  колонизации.  ПолученЕые  в  виде  дани  с  финских 
туземцев  меха  и  серебро  отправлялись  в  Повіород,  а  оттуда 
отпускались  своим  чередом  на  европейский  Запад.  По  сбор 
этой  дани  с  Заволоцкой  Чуди,  Печоры  и  Югры  и  с  других 
местных  финских  народцев  долгое  время  не  укладывался  в 
формы,  свойственные  сколько-нибудь  правильному  финан- 
совому управлению.  Сбор  дани  в  супдности  состоял  из  ряда 
военных  набегов  на  местных  финнов,  которые  вовсе  не  были 
расположены  безропотно  признать  над  собою  власть  неве- 
домых вооруженных  пришельцев.  И  долго  еще  после  оффи- 
циального  признания  той  или  иной  области  частью  Повго- 
ской  дерзкавы  в  ней  тянулась  вооруженная  борьба  с  мест- 
ными туземцами,  и  то,  что  на  оффициальном  языке  называ- 
лось данью,  взимаемой  с  покоренных  народцев,  на  самом 
деле  было  военной  добычей,  каждый  раз  захватываемой  це- 
ного  кровопролитного  набега.  И  в  летописях;  и  в  устных 
народных  преданиях  сохранилось  не  мало  известий  о  подоб- 
ных сголкновениях  между  отрядами  новгородских  „даньщиков" 
и  Заволоцкой  Чудью,  Печорой  и  Югрой,  и  по  этим  изве- 
стиям видно,  что  финны  оказывали  водворению  в  их  стране 
новой  власти  сопротивление  довольно  упорное  и  воинствен- 
ное, хотя  в  конце  концев  им  и  не  удавалось  отстоять  свою 
независимость. 

Набеги  вооруженных  „даньщпков"  вряд  ли  достигли  бы, 
однако,  прочных  результатов  но  укреплению  новгородской 
власти  на  финском  Севере,  если  бы  в  этом  крае  вслед  за 
правительственными  отрядами  не  прибывали  неотступным  и 
усиленным  напором  волны  чисто  народной  колонизации.  Эта 
народная  колонизация  в  свою  очередь  принимала  разнооб- 
разные формы.  Передовыми  застрельщиками  ее  являлись 
военно-промышленные  „ватаги"  новгородских  „ушкуйников" 
(от  слова  „ушкуй^' — лодка).  То  были  экспедиции,  предпри- 
нимавшиеся по  частному  почину:  несколько  отвалиіых  про- 
мышленников вступали  в  соглашение,  набирали  себе  това- 
рищей, составляли  вооруженную  рать,  сажали  ее  на  фло- 
тилию лодок -ушкуев  и  отправлялись  по  рекам  и  речкам  в 
отдялепные  области,  либо  за  тем,  чтобы  вооруженною  рукою 
набрать  себе  іакой  же  добычи — мехов,  серебра, — которою 
собирали  в  казну   Великого  Новгорода  правительственные 


15 


„даныцики",  либо  за  тем,  чтобы,  захватив  какую-нибудь 
„землицу",  основать  там  на  месте  выгодный  „нромысгл" 
начать  постоянную  разработку  местных  естественных  богатств. 
Часто  такие  „ушкуйнические  ватаги"  начинали  свое  отваж- 
ное предприятие  с  формального  одобрения  новгородских 
властей  и  перед  выступлением  в  поход  „благословлялись  у 
Св.  Софии",  давая  обет  в  случае  удачи  пожертвовать  деся- 
тую часть  добычи  в  пользу  патронального  храма  Великого 
Новгорода.  По  бывали  и  такие  случаи,  когда  „ватага"  начи- 
нала свое  дело  самовольно,  а  порою  даже  вопреки  запреще- 
нию оффициальных  властей.  Так,  в  1342  году  сын  новго- 
родского посадника  Лука  Варфоломеевич,  „не  послушав 
Новгорода  и  владыки^,  собрал  холопов,  пошел  за  Волок  на 
Двину,  поставил  там  городок  Орлец  на  р.  Двине  и  начал 
воевать  по  окрестностям;  взял  на  щит  все  чудские  поселки 
по  Двине,  но  в  конце  концов  во  время  одного  из  своих 
набегов  был  убит  возмутившимися  туземцами.  В  1364  году 
ватага  молодых  новгородцев  с  детьми  боярскими  и  двумя 
воеводами,  Александром  Аввакумовичем  и  Степаном  Лапою, 
воевали  «от  Югры  до  р.  Оби  и  по  Оби  до  моря"  и  за- 
воевали некоторые  местности  по  Оби. 

Так  или  иначе,  с  одобрения  новгородских  властей  или 
па  свой  страх  и  риск,  подобные  вооруженные  промышлен- 
ные ватаги  ушкуйников  захватывали  выгодные  для  промысла 
места  у  финского  населения,  строили  крепостцы,  заводили 
поселки  па  этих  местах,  облагали  данью  туземцев  пли  про- 
сто грабили  их. Пушное  богатство,  рыбный  гг  солянойпро- 
мыслы — вот  что  манило  к  себе  новгородского  промышлен- 
ника-капиталиста, снаряікавшего  экспедиции,  которые  про- 
никали на  отдаленную  Колу  и  Печору,  переваливали  за 
Уральский  хребет  и  закрепляли  за  Новгородом  одну  землю 
за  другой,  „за  пионерами  двшкения,  какими  были  ушкуй- 
ники, двигался  земледелец -крестьянин,  занимавший  удобіше 
для  пахоты  земли  по  берегам  рек  под  защитою  небольших 
„городков'',  сооружавшихся  обыкновенно  при  слиянии  рек"  *). 

Так  под  охранительною  сенью  правительственной  и 
частной  „ушкуйнической",  военной'  колонизации  двигалась 
все  туда  же^  вглубь  финского   севера  и  северо-востока,  и 

*)  Богословский  М.  М  „Земское  самоуправление  на  русском  севере 
в  XVII  ст.",  т.  I. 


16 


чисто  уже  мирная  колонизация,  двигались  массы  трудового 
населения,  оседавшие  многочисленными  промысловыми  по- 
селками по  берегам  рек  и  речек.  Так  создавалась  мало  по 
малу  прочная  соединительная  ткань  сцеплявшая  между  со- 
бою отдельные  пункты,  завоеванные  удачными  набегами  воен- 
ных отрядов,  заполнявшая  промежуточные  между  ними  про- 
странства и  более  или  менее  крепко  спаивавшая  их  с  Нов- 
городской державой.  В  какой  сильной  степени  эта  народная 
колони:тция  послулшла  здесь  живой  основой  для  последую- 
щего государственного  строительства,  это  видно  хотя  бы  из 
того,  что  возникшее  здесь  впоследствии  административш  е  де- 
ление территории  на  уезды  и  их  более  мелкие  подразделения 
располагалось  прямо  по  очертаниям  первоначальных  к- ло- 
низационных  заимок  и  окруіов  Реки  и  речки,  как  единст- 
венные здесь  средства  сообщения,  определяли  своим  распо- 
ложением конфигурацию  кол<'Низаии<  иных  округов,  с  кото- 
рой совпала  затем  и  конфигурация  правительственного  адми- 
нистративного деления  террит*  ргп  „Группа  поселков,  вытя- 
нувшихся по  берегам  небольш  й  реки,  образует  здесь  мел- 
кую областную  единицу — погост,  с^іан,  волость,  щшол.  Бас- 
сейн большой  реки  с  ее  притоками,  по  берегам  которых 
расп'^ложились  эти  волости  и  станы,  образует  уезд,  так  что 
в  Поморье  территория  уезда,  это  —  система  большой  реки  с 
ее  притоками  Уезі  как  бы  ж'имой  организм  со  станои(>ю 
нитью  и  с  нервными  разветвлениями  расходяшимися  от  нее 
в  обе  стороны"  *).  Так  было  и  в  эпоху  прина 'лежн('сти 
этого  края  Новгородской  держлвр.  тяк  (Ч'тал'  сь  и  в  то  время, 
когда  этот  край  вместе  с  самим  Великим  Новгородом  вошел 
в  состав  Московского  г(  сударствп. 

Разумеется,  это  пришлое,  но  нустивпке  затем  здесь 
глубокие  корни  трудовое  пові^орол' кое  наееленпе  дал<'к  не 
равномерно  наполнило  собою  отд(\т(Н^  е  ча^'тп  северного  к)'ая. 
Оно  заметно  редело  по  направл^ии'^  (т  к»го-заііаіа  к  сиоро- 
востоку.  Иаибол  е  густою  маесою  <  но  покрыл»  обласіь, 
примыкавшую  к  Онежскому  озегѵ  п  бассейну  р.  Ва  и:  до- 
вольно густо  осело  оно  п-»  Двипе  и  Ме:!ени  ТЬ'чоро  и 
к  востоку  от  Печоры  картина  моиил  к  ь:  там  умножгнио  осед- 
лых поселений  пришлых  к<»лонист  и  оіногится  уже  к  б(  лое 

*^  Богос.Т"  вскіін  М.  М.  „Земпкое  самоуправление  на  русском  севе^'С 
в  XVII  ст.",  т.  1. 


17 


позднему  времени.  В  эпоху  самостоятельности  В.  Новгорода 
финское  туземное  население  оставалось  здесь  наименее  за- 
тронутым в  своем  безраздельном  обладании  родным  краем  и 
проникновение  сюда  новгородцев  совершалось  лишь  в  форме 
отдельных  военно-промышленных  экспедиций  и  набегов  „дань- 
щиков"  и  „ушкуйников". 

Руководителями  и  устроителями  трудовой  колонизации, 
превращавшей  полудикие  области  Севера  в  арену  оживлен- 
ного промышленного  труда,  являлись  крупные  новгородские 
боярские  фамилии.  Боярство  в  Великом  Новгороде  представ- 
ляло собою  класс  наиболее  состоятельных  промышленников- 
капиталистов,  которые  именно  в  силу  своего  экономического 
могущества,  получили  преобладающую,  руководящую  роль  и 
в  политической  жизни  Новгородской  державы.  Они  факти- 
чески держали  в  своих  руках  Новгородское  вече;  они  за- 
полняли своими  представителями  так  называемую  „господу", 
т.  е.  высший  правительственный  совет  в  Великом  Новгороде, 
в  котором  сосредоточивалось  действительное  руководство  всей 
новгородской  политикой;  из  их  среды  избирались  выборные 
органы  исполнительной  власти  — посадники  и  тысяцкие.  Когда 
Новгород  вошел  в  состав  Ганзейского  с-  юза  и  стал  разви- 
вать торговые  сношения  с  ганзеатическими  торговыми  цент- 
рами, то  же  боярство  оказалось  во  главе  этой  торговой  дея- 
тельности. Конечно,  не  одни  бояре  участвовали  в  ней.  Но 
самые  крупные-  операции,  имевшие  решающее  влияние  на 
все  состояние  Новгородского  рынка,  сосредоточивались  в  ру- 
ках виднейших  боярских  фамилий.  Отсюда  становится  по- 
нятным, что  эти  бояре-капиталисты  были  чрезвычайно  заин- 
тересованы в  том,  чтобы  установить  свою  непосредственную 
связь  с  новыми  владениями  Великого  Новгорода  в  Северном 
Крае,  закрепить  там  за  собою  обширные  земли,  стать  на 
них  крепкою  ногою,  чтобы  там,  на  месте,  под  своим  руко- 
водством, вести  планомерную  разработку  тех  местных  про- 
мыслов, которые  давали  бы  прямо  в  их  руки  запасы  цен- 
ных продуктов  Северного  Края,  составлявших  главный  пред- 
мет их  торгового  вывоза  на  западно -европейские  ганзеати- 
ческие  рынки. 

И  вот,  лишь  только  в  ту  или  другую  область  колони- 
зуемого Севера  проника.ііи  аванпосты  Новгородской  колони- 


18 


зации,  там  тотчас  же  начинали  развивать  предприниматель- 
скую деятельность  виднейшие  фамилии  Новгородского  бояр- 
ства; непосредственно  в  свои  руки  захватывали  они  львиную 
долю  наиболее  выгодных  в  промышленном  отношении  про- 
странств, закрепляли  их  за  собою  формальными  юридиче- 
скими актами,  насылали  в  эти  новые  свои  вотчины  своих 
холопов,  принимали  туда  на  тех  или  иных  условиях  сво- 
бодных работников,  а  затем  в  такой  вотчине  открывалась 
кипучая  деятельность  по  разработке  различных  промысло- 
вых угодий. 

Более  или  менее  крупное  боярское  землевладение  воз- 
никло здесь  на  первых  порах  утверждения  в  этом  крае 
новгородской  власти.  И  на  Поморском  поберелае,  и  по  Ваге, 
и  по  Северной  Двине  с  их  притоками,  и  по  Мезени— всюду 
мы  встречаем  обширные  боярские  вотчины,  среди  владель- 
цев которых  блестят  имена  самых  видных  фамилий  богатого 
новгородского  боярства. 

В  Поонежье  и  по  областям,  примыкавшим  к  побережью 
Онежской  губы  Белого  моря,  крупное  Новгородское  бояр- 
ство захватывает  себе  многочисленные  владения.  Здесь  „за- 
нимают земли  и  покупают  прежде  занятые  другими  посад- 
ники, бояре  и  др.  богатые  люди  Поморья...  все  эти  богатые 
новгородские  люди  высылали  в  Поморье,  на  занимаемые  ими 
земли,  своих  рабов  или  вольных  поселенцев  рабочих,  бобы- 
лей, казаков  *):  это  были  первые  по  крайней  мере  наиболее 
значительные  по  количеству  новгородские  колонисты  Бело- 
морского Края.  Боярские  рабы  и  насельники  постоянно  ука- 
зываются в  грамотах  рядом  с  туземцами,  корелами  и  лопью, 
как  второй  элемент  поморского  населения.  К  такому  заклю- 
чению пришел  В.  О.  Ключевский  на  основании  специаль- 
ного изучения  грамот  Соловецкого  монастыря**).  Позднее, 
когда  возник.  Соловецкий  монастырь,  „боярские  рабы  приез- 
жали к  острову  на  рыбные  ловли;  они  же  вместе  с  корель- 
скими  людьми  старались  выжить  с  острова  поселившихся  в 
нем  иноков,  говоря  ем:  —  остров  по  отечеству  наследие  на- 
ших бояр".  В  перемежку  с  вотчинами  бояр  встречались  здесь 

*)  Слово  „казак"  в  древнейшую  эпоху  означало  вольнонаемного  де- 
ревенского батрака. 

**)  В.  О.  Ключевский— „Хозяйственная  деятельность  Соловецкого  мо- 
жасуыря  в  Беломорском  Крае".  См.  Опыты  и  изследовапия,  М.  1912  г. 


19 


владения  и  более  скромных  поселенцев,  приобретших  на 
себя  земли  в  Поморье;  иные  компаниями,  вдвоем,  втроем 
покупали  в  Поморье  землю  и  селились  на  ней  *).  Но  вла- 
дения поселенцев  такого  рода  затеривались  среди  многочис- 
ленных боярских  вотчин,  возникших  в  этом  крае. 

Не  следует  думать,  что  эти  боярские  вотчинские  вла- 
дения составляли  здесь  цельные  сплошные  округленные  дачи. 
Боярская  вотчина  в  прибрежных  областях  Беломорья  пред- 
ставляла иную  картину.  Большею  частью  она  состояла  из 
многих  раздробленных  мелких  участков,  рассеянных  по  при- 
брежным островам,  по  морскому  берегу  и  по  „речкам  мор- 
ским", часто  на  огромных  расстояниях  друг  от  друга.  Встре- 
чаем, например,  „отчину  и  дедину",  купленную  новгород- 
ским посадником  „за  полчетверта  рубля"  (ЗѴг),  которая 
состояла  из  участков  „на  море,  на  Выгу  и  в  Шуе  реке  и 
в  Кеми  реке  и  на  Кильбострове  и  по  морскому  берегу  и 
по  обеим  сторонам  Понгамы  реки  и  по  лешим  озерам",  т.  е. 
тянулось  отдельными  участками  на  длинном  пространстве 
Поморского  берега  и  далеко  уходила  в  Корельский  берег. 
Процесс  возникновения  подобного  рода  владений  рисуется 
в  таком  виде  специальному  исследователю  относящихся  сюда 
грамот**):  „новгородский  промышленник  занимал  сам  или 
своими  рабами  и  вольными  крестьянами  участок  у  моря,  и 
на  побережном  острове,  на  приморской  реке  или  озере  и 
строил  здесь  двор;  при  дальнейшем  движении  он  переходил 
на  другое  прибрежное  место,  на  другую  приморскую  реку, 
занимал  там  другой  такой  же  участок,  не  обращая  никакого 
внимания  на  промежуточные  пространства,  вдали  от  моря, 
между  впадающими  в  него  реками,  ибо  они  не  представляли 
ему  прибыльных  промыслов  и  угодий;  границы  занимаемых 
таким  образом  земель  не  везде  обозначались,  ибо  не  везде 
встречались  с  границами  земель  других  владельцев". 

Земледелие  играло  самую '  второстепенную  роль  в  хо- 
зяйстве этпх  вотчин.  И  не  мудрено:  „страдомая  или  орамая 
земля"  была  здесь  редкостью  по  свойству  почвы.  Сеять 
можно  было  только  ячмень,  но  и  эта  культура  немного  се- 

*)  в  о.  Ключевский — „Хозяйственная  деятельность  Соловецкого  мо- 
наошря  в  Беломорском  Крае".  См.  Опыты  и  иследования,  М.  1912  г. 

**)  Там  же. 


20 


вернее  р.  Кеми  становилась  невозможной,  а  еще  севернее 
уже  не  родился  никакой  хлеб.  Основной  нерв  хозяйственной 
деятельности  состоял  здесь  в  иных  промыслах.  Русского 
пог-еленца  приманивали  сюда  рыбные  богатства  озер  и  „мор- 
ских рек",  обильная  добыча  соли  и  охота  на  прибыльное 
морское  зверье.  В  перечислении  промысловых  угодий,  вхо- 
дивших в  состав  хозяйства  этих  вотчин,  всегда  фигурируют: 
рыбные  ловища,  тони,  соляные  варницы,  лесные  рубки  и 
сала  ^морские''.  У  нас  есть  сведения  о  том,  что  Новгород 
получал  из  своих  отдаленных  поморских  колоний  большие 
запасы  сала  китового  и  тюленевого,  а  также  моржовых  кож 
и  зубов. 

Многочисленные  владения  этого  рода  принадлежали  по 
берегам  Онежской  губы  и  по  бассейну  р.  Онеги— знамени- 
той новгородской  боярской  фамилии  Борецких,  которые  со- 
хранили их  за  собою  до  самого  последнего  времени  само- 
стоятельного существования  Новгородской  державы.  В  1450  г. 
Борецкие  подарили  Соловецкому  монастырю  целую  Кемскую 
волость  и  Сумский  посад.  По  писцовым  книгам  1496  года, 
по  реке  Суме  значилось  19  деревень,  принадлежавших  Марфе 
Посаднице;  они  составляли  волость,  в  которой  была  церковь. 
Эти  дерг!вни,  та  же  как  и  ряд  деревень  по  р.  Выгу,  обоз- 
начены в  писцовой  книге  1496  г  под  именем  „Марфинских 
Исаковых".  Ряд  подобных  же  владений  принадлежал  Борец- 
ким  и  по  Двинскому  устью  и  по  Двинской  губе,  как,  на- 
пример: Лявля,  Малокурье,  Куіъма,  Ненокса  и  друг..  Борец- 
кие  жили  в  Новгороде  и  об  езжали  оттуда  время  от  времени 
свои  поморские  владения.  Во  время  одного  из  таких  объез- 
дов погибли  на  море  два  сына  Марфы  Посадницы.  Тела  их 
быіи  выкинуты  ні  Корельский  берег  Двинского  устья  и 
здесь  Марфа  основала  монастырь  Никольский.  |  | 

,  Иной  характер  носили  боярские  владения  в  других 
частях  Северного  края,  не  прилегавших  непосредственно  к 
морскому  побережью.  Так,  почти  сплошь  покрыт  был  бояр- 
скими вотчинами  бассейн  р  Ваги,  большого  левого  притока 
Северной  Двины.  Здесь  боярские  владения  слагались  не  из 
совокупности  мелких  промысловых  участков,  рассыпанных 
на  значительных  друг  от  друга  расстояниях,  а  т  крупных 
сплошных  вотчин.  Так,  в  Шенкурском  уезде  встречаем  целую 


21 


„Борецкую  волость",  спложь  принадлежавшую  тем  же  Бо- 
рецким.  Крупнейшими  владельцами  на  Ваге  были  бояре 
Своеземцевы.  Известна  грамота  1315  г.,  которою  чудские 
старосты — Азик,  Ровда,  Караганец  и  Игнатец  поступились 
Своеземцеву  „  всею  Вагою "  за  20  тысяч  белок  и  1 0  рублей. 
Такие  же  крупные  взтчины  богатых  новгородских  владель- 
цев простирались  и  в  области  бассейна  Вычегды.  Знамени- 
тые Строгановы — по  происхождению  новгородцы- — впослед- 
ствии ставшие  крупнейшими  магнатами  землевладельцами  в 
Пермском  крае  по  Уралу  и  в  Западной  Сибири — в  эпоху 
самостоятельности  Великого  Новгорода  сосредоточили  в  сво- 
их руках  обширные  владения  по  Вычегде.  Не  уступали  им 
здесь  по  земельному  богатству  и  Осколковы.  По  писцовым 
книгам  Сольвычегодского  уезда  показаны  и  другие  крупные 
владельцы:  Грудцыны,  Савватеевы,  Пивоваровы  и  друг..  В 
бассейне  р.  Мезени  господствовали  в  своих  обширных  вла- 
дениях Окладниковы,  по  имени  которых  и  была  названа 
Окладниковская  слобода,  гораздо  позднее  переименованная 
в  город  Мезень. 

В  таких  обширных  боярских  вотчинах,  на  широкую 
ногу  была  поставлена  эксплоатация  местных  естественных 
богатств.  На  первом  плане  тут  стояли  добыча  путного  зверя, 
рыбная  ловля  и  солеварение.  В  Заволочье,  особенно  по  Двине, 
процветало  коневодство.  В  состав  контрибуций,  налагавшихся 
Новгородом  на  двинян  по  случаю  различных  недоразумений 
и  столкновений,  часто  входили  многие  тысячи  коней.  Важ- 
ную отрасль  местной  промышленности  составляла  поимка 
ловчих  птиц^ — кречетов  и  соколов.  И  позднее,  ловчие  птицы 
из  Заволжья  шли  почти  на  всю  Русь.  Особенно  славились 
печорские  сокола,  которых  татарские  ордынские  купцы  охотно 
выменивали  большими  партиями  на  серебро  и  азиатские 
товары. 

Соболиные  и  иные  меха  и  соль,  поставляемые  из  этих 
вотчин  в  Новгород,  обильно  питали  Новгородскую  отпускную 
торговлю  с  гайзенскими  рынками.  Кроме  того,  эти  крупные 
вотчинники  являлись  поставш,иками  в  Новгород  „закамского" 
и  сибирского  серебра.  С  этою  целью  они  вступали  в  дея- 
тельные меновые  сношения  с  Югрой  и  на  продукты  своих 
промыслов  выменивали  у  Югры  серебро,  шедшёе  туда  и 


22 


Сибири  и  из  Камской  Болгарии.  Новгородское  правительство 
ежегодно  брало  с  Заволочья  огромные  дани  серебром  и  со- 
болями, что  и  давало  Новгороду  возможность  и  поставлять 
большое  количество  серебра  и  мехов  в  Западную  Европу, 
оправдывая  тем  свое  участие  в  Ганзейском  союзе  и  отку- 
паться крупными  суммами  серебра  от  различных  политиче- 
ских опасностей,  грозивших  Новгородской  державе. 

Известен  случай,  когда  Новгород  выдал  Витовту  откуп 
в  65  пудов  серебра.  Сколько  раз  московские  князья  возвра- 
щались с  походов  на  Новгород  с  богатейшим  откупом  закам- 
ским  и  сибирским  серебром. 

Важными  статьями  Новгородской  отпускной  торговли 
при  сношениях  Новгорода  с  Ганзой  служили  еще  деготь  и 
поташ,  которые  оіли  в  Новгород  преимущественно  с  берегов 
Ваги,  и  воск. 

Приведенные  данные  в  достаточной  мере  указывают  на 
ту  роль,  какая  выпала  на  долю  русского  Севера  в  народно- 
хозяйственной жизни  русской  земли,  в  эпоху  принадлеж- 
ности этого  края  Е  составу  Новгородской  державы. 

Если  в  течение  XII — ХУ  в. в.  в  северо-западном  уму 
русской  земли  могла  возникнуть  и  вырасти  мощная  держава 
с  широко  развитыми  'формами  народного,  вечевого  правле- 
ния, с  сильным  классом  капиталистов-бояр,  с  высоким  подъ- 
емом торгово-промышленного  развития,  с  оживленными  свя- 
зями с  Западной  Европой,  то  все  это  объяснялось  лишь  тем, 
что  Новгород  сумел  удивительным  напором  народной  энер- 
гии вызвать  к  жизни  громадные  области  русского  Севера, 
втянуть  их  в  сферу  тогдашнего  общеевропейского  народно- 
хозяйственного движения,  дав  плодотворный  толчек  разра- 
ботке естественных  богатств  этого  края. 

Новгород  дал  этому  полудикому  финскому  краю  новое 
трудоспособное  деятельное  население,  руководимое  талантли- 
выми и  энергичными  предпринимателями,  и  за  то  обезпечил 
себе  тот  безостановочный  приток  из  этих  отдаленных  обла- 
стей ценных  продуктов  местной  промышленности,  который 
в  течение  ряда  веков  оплодотворял  его  собственное  эконо- 
мическое благосостояние  и  позволил  ему  подняться  на  вы- 
сокую ступень  экономического  и  политического  значения. 


23 


Ш. 

Переход  Северного  Края  под  власть  московских  государей. 

Во  второй  половине  ХУ  столетия  весь  Северный  край 
России,  вместе  с  остальной  Новгородской  державой,  входит 
в  состав  Московского  государства.  Присоединение  Новгорода 
к  Москве,  .конечно,  молсет  быть  вполне  объяснено  не  иначе, 
как  в  связи  с  общим  процессом  ,, собирания  Руси  Москвою", 
рассмотрение  которого  выходит  за  пределы  задачи  настоя- 
щего очерка.  Здесь  нам  необходимо  отметить  только,  какая 
роль  в  истории  падения  самостоятельности  Новгородской 
державы  сыграна  была  именно  Северным  краем  и  как  в 
свою  очередь  отразился  на  его  судьбах  переход  его  в  со- 
став Московского  государства. 

Столкновения  Великого  Новгорода  с  ,, низовою'^  Русью , 
начались  с  давнего  времени  и  в  этих  столкновениях  всегда 
не  малое  значение  принадлел^ало  стремлениям  ,. низовых* 
князей  оспорить  у  Новгорода  его  безраздельное  госнодство 
в  Северном  крае  и  пользование  экономическими  выгодами, 
проистекавшими  из  этого  господства.  Низовые  князья  имели 
в  этом  соперничестве  одно  важное  преимущество,  которое 
они  и  пускали  в  ход,  когда  желали  вынудить  у  Новгорода, 
ту  или  иную  уступку.  Новгородская  земля  всегда  нуждалась 
в  подвозе  хлеба  из  „низовой  Руси",  ибо  по  малоплодородию 
почвы  в  Озерном  Крае — Новгород  не  мог  прокормиться  соб- 
ственным хлебом.  Стоило  прекратить  этот  подвоз  и  Новго- 
род попадал  в  критическое  положение:  нередко  в  новгород- 
ских летописях  отмечаются  тяжелые  затруднения,  которые 
приходилось  испытывать  новгородскому  населению  по  той 
причине,  что  „жито  не  идяше  не  отколе  же".  Нет  ничего 
удивительного  поэтому,  что  Новгороду  не  раз  приходилось 
поступаться  своими  интересами,  чтобы  удовлетворить  притя- 
зания низовых  князей.  И  все-таки  он  шел  на  подобные 
уступки  лишь  с  большой  постепенностью. 

Началось  с  того,  что  Новгород  должен  был  согласиться 
уделять  низовым  великим  князьям  часть  той  дани,  которую 
он  собирал  с  своих  обширных  Поморских  владений.  С  1233  г. 
Новгород  начинает  отсылать  великим  князьям   ,, печорские 


24 


дани".  Скоро,  однако,  обнаруліилось,  что  истинное  стремле- 
ние низовых  князей  состояло  в  том,  чтобы  получить  самим 
непосредственный  доступ  к  эксплоатации  заманчивых  помор- 
ских промыслов.  В.  князь  Андрей  Александрович  (1294 — 
1304  гг  )  заключил  с  Новгородом  договор,  по  которому  за 
этим  князем  было  признано  право  посылать  от  себя  еже- 
годно на  Белое  море  три  ватаги  для  ловли  рыбы  на  вели- 
кого князя,  причем  местные  погосты  обязаны  были  давать 
княжеским  ватагам  корм  и  подводы.  Кроме  того,  князь  по- 
сылал в  Заволочье  своих  сокольников  для  ловли  ^околов 
и  кречетов  и  местное  население  также  должно  бы^^  о  кор- 
мить их  и  давать  им  подводы.  Еще  одно  важное  условие 
стояло  в  этом  договоре:  ловля  птиц  (гагар)  на  Терском  бе- 
регу признавалась  правом  великокняжеских  слуг  и  новго- 
родские промышленники  не  должны  были  ходить  для  этого 
промысла  на  Терскую  сторону;  при  этом  в  договоре  было 
прибавлено:  „как  пошло  при  моем  отпе  и  моем  брате  не 
ходить  на  Терскую  сторону  новгородцам,  и  ныне  не  ходить". 
Следовательно,  епі;е  со  времени  Александра  Невского  была 
установлена  эта  важная  великокняжеская  монополия. 

В  дальнейшем  раз^^о образные  колебания  в  ту  или  иную 
сторону  во  взаимных  отношениях  между  Новгородом  и  ве- 
ликими князьями  каждый  раз  тотчас  отражались  на  об'еме 
прав  в.  князя  по  отношению  к  северным  промыслам.  Так, 
^в  начале  ХІУ  ст.  Новгороду  удалось  несколько  ограничить 
права  князей  в  этом  отношении.  В  многочисленных  договор- 
ных грамотах,  заключенных  в  начале  ХІУ  ст.  между  Нов- 
городом и  в.  князем  тверским  Михаилом  Ярославичем,  го- 
ворится, что  князь  может  посылать  своих  людей  „за  Волок'' 
только  в  „двух  насадах''  и  при  том  непременно  из  Новго- 
рода, а  не  прямо  из  Низовой  Руси,  а  в  одной  из  этих 
грамот  сказано  даже,  что  князь  должен  при  этом  выбирать 
своих  посланцев  не  из  среды  своих  мужей,  а  непременно 
из  среды  новгородцев, 

С  30-х  годов  ХІУ  ст.  начинается  открытый  напор 
Московских  князей  на  Великий  Новгород  И  тут  важная 
роль  выпала  на  долю  севера.  Московские  князья,  желая  по- 
дорвать силу  Новгорода,  то  шли  походом  на  Двинскую 
землю,  то  старались  переманить  двинян  на  свою  сторону. 


в  1337  г.  Иван  Калита  послал  рать  на  Двинскую  землю. 
Но  двиняне  отразили  войско  московского  князя.  После  этого 
Калита  предпринял  интересную  попытку  внести  раздор  в 
поморские .  области  Великого  Новгорода.  Намеком  на  эту 
попытку  являются  две  грамоты  Калиты  на  Заволочье,  в  ко- 
торых говорится  об  отделении  Печорской  стороны  от  власти 
Холмогорского  посадника  и  бояр  двинских. 

Преемники  Калиты  пошли  дальше  по  этому  пути,  за- 
мыслив оторвать  от  Новгорода  и  самое  Подвинье.  Эта  по- 
пытка относится  ко  времени  Василия  I.  Новгородцы  отка- 
зались тогда  уплачивать  Москве  „черный  бор":  дань,  кото- 
рую наложил  на  Новгород  Дмитрий  Донской  после  удачного 
похода  на  Новгородскую  землю  в  1іі96  году.  Тогда  войска 
Василия  I  захватили  Торжок  и  раззорили  некоторые  новго- 
родские волости.  В  уплату  за  это  Новгород  двинул  свою 
рать  из  Заволжья,  по  Двине  на  великокняжеские  владения 
по  Югу,  Сухоне  и  Шексне  и  подверг  их  опустошению. 
С  этого  времени  Василий  I  стал  питать  замысел  оторвать 
Подвинье  от  Новгорода.  Он  расчитывал  при  этом  на  шата- 
ние умов  в  среде  так  называемых  „двинских  бояр". 

Выше  было  указано,  какими  обильными  вотчинами  вла- 
дели в  Заволочье  крупные  новгородские  боярские  фамилии 
и  были  прнвеіены  имена  наиболее  видных  владельцев  из 
этой  среды.  То  были  богатые  и  именитые  новгородцы,  не 
покидавшие  Новгорода,  где  они  играли  важную  роль  в  ве- 
чевом управлении  и  лишь  время  от  времени  об'езжавшие 
свои  далекие  заволоцкие  владения. 

Но  в  Двинской  области  образовалась  многочисленная 
группа  бояр-землевладельцев  иного  рода.  То  были  выходцы 
из  Новгорода,  совсем  поселившиеся  в  Двинской  земле.  Они 
то  называются  в  источниках  двинскими  боярами  в  отличие 
от  бояр  новгородских,  приобретших  земли  в  Заволочье.  Двин- 
ские бояре  чувствовали  себя  крепко  связанными  с  местными 
двинскими  интересами.  Новгород  был  для  них  не  более,  как 
далекой  метрополией,  которой  они  были  обязаны  подчине- 
нием, но  с  которой  они  не  были  уже  соединены  непосред- 
ственными узами.  Новгород  признавал  этих  бояр  господ- 
ствующим, правящим  классом  Двинской  земли  и  свои  пра- 
вительственные распоряжения  относительно  этой  земли  обле- 


26 


кал  в  форму  грамот  на  имя  двгнского  посадника  и  бояр 
Двинских.  На  почве  этой  самостоятельности  в  среде  двин- 
ских бояр  стал  укореняться  свой  местный  двинской  патри- 
отизм, переходивший  порою  в  стремление  к  сепаратизму, 
когда  властная  рука  метрополии, — в  особенности  в  деле 
взимания  всякого  рода  обязательных  сборов— начинала  ка- 
заться им  слишком  тяжелой.  На  этих  то  особенностях  об- 
пі,ественного  строя  Двинской  земли  Василий  I  и  строил  свои 
рас^ты.  Б  1397  году  он  послал  на  Двину  своих  бояр  Ан- 
дрея Албердовича  „с  товарищами"  подговаривать  двинских 
бояр  отложиться  от  Новгорода  и  „задаться"  за  великого 
князя.  Почва  для  пропаганды  оказалась  благоприятной. 
Враждебная  Новгороду  партия  взяла  на  Двине  верх,  Двин- 
ская земля  передалась  московскому  князю.  Данные  наших 
источников  разъясняют  причины  этого  успеха  Москвы.  Ва- 
еилий  I  отобрал  у  бояр,  оставшихся  верными  Новгороду, 
их  земли  и  пожаловал  ими  двинян,  державших  сторону 
Москвин.  Затем  Василий  I  дал  Двинской  земле  уставную 
грамоту,  по  которой  двиняне  получили  право  безпошлинной 
торговли  по  всем  владениям  московского  князя. 

Но  успех  Василия  был  ненадежен.  Новгород  вскоре 
вооруженной  рукой  вернул  себе  двинскую  землю  и  Василию  I 
пришлось  отказаться  от  Заволочья.  Но  московские  князья 
не  отказались  от  своей  конечной  дели  порешить  с  самосто- 
ятельностью Новгорода  и  подчинить  не  только  Двинскую 
землю,  но  и  все  владения  Новгородской  державы  под  свою 
высокую  руку.  И  Василий  I  и  Василий  П  пользуются  за- 
тем всяким  случаем,  чтобы  разжечь  искры  недоівольствия 
против  Новгвродской  власти,  вспыхивавшие  то  на  Двине, 
то  среди  Югры.  Но  уже  при  Василии  П  эта  противновго- 
родская  пропаганда  на  Севере  получает  лишь  побочное  зна- 
чение в  процессе  наступления  Москвы  на  Новгород.  Арена 
борьбы  переносится  окончательно  в  самую  Новгородскую 
область.  Посие  победоносного  похода  воевод  Василия  II, 
князя  Стриги  и  боярина  Федора  Басенка  в  глубь  Новгород- 
ской земли  Новгород  принужден  был  согласиться  не  только 
на  восстановление  „черного  бора"  и  других  прежних  даров  в 
пользу  великого  князя,  но  и  на  зловещее  для  Новгородского 
народоправства  новое  постановление:  не  быть  более  вечным 


27 


грамотам.  То  было  предвещание  несомненного  близкого  па- 
дения политической  самостоятельности  Новгорода.  Это  паде- 
ние совершилось,  как  известно,  при  Иване  III  на  почве 
более  широких  политических  комбинаций,  нежели  подстре- 
кательство двинян  и  не  замиренной  еще  Новгородом  Югры 
к  отложению  от  Новгорода. 

С  падением  Новгородской  державы  все  северное  Заво- 
лочье  и  весь  Поморский  край  вошли  в  состав  Московского 
государства.  Вместе  с  тем  историческая  роль  Северного 
Края  в  судьбах  русской  земли  стала  еще  шире  и  значи- 
тельнее. Дальнейшим  подъемом  своего  торговопромышленного 
развития  этот  край  стал  питать  с  тех  пор  не  один  толькѳ 
северо-западный  угол  русской  земли,  но  и  все  то  громадное 
государство,  которое  вобрало  в  свои  пределы  всю  Велико- 
россию,  а  затем  переступило  и  далее  за  эти  пределы. 


ІУ. 

Социальные  перемены  на  Севере  после  включения  его  в  состав 
Московского  государства. 

Переход  Северного  Края  под  власть  Москвы  сопровож- 
дался важной  переменой  в  местном  социальном  строе.  Эта 
перемена  заключалась  в  разгроме  боярского  вотчинского 
землевладения,  которое,  как  мы  видели  выше,  играло  такую 
важную  роль  в  народно-хозяйственной  жизни  этого  края  в 
эпоху  его  принадлежности  к  Новгородской  державе. 

Московское  правительство  произвело  обширные  конфи- 
скации здешних  „боярщин"  и  если  и  не  истребило  совер- 
шенно крупного  боярского  землевладения,  возникшего  в  нов- 
городские времена,  то  все  же  оставило  от  него  одни  лишь 
разрозненные  обломки.  Значительная  часть  прежних  бояр- 
ских латифундий  превратилась  теперь  в  так  называемые 
„черные  земли",  принадлежавшие  „великому  государю  и  за- 
•нимавшиеся  крестьянами,  частью  сидевшими  здесь  и  ранее, 
частью  вновь  прибывавптиии  в  составе  того  нового  колони- 
зационного потока,  который  хлынул  теперь  сюда  из  сосед- 
них московских  владений.  Про  этих  крестьян  говорилось, 
что  они  владеют  своими  деревнями  и  сидят  на  государевой 
земле,  но  на  своих  ржах  и  роспашах". 


28 


Однако,  за  всем  тем,  в  Северном  крае  не  исчезло  ни 
крупное  частное  землевладение,  ни  крупные  частно  владель- 
ческие промысловые  хозяйства.  Только  теперь  на  смену 
разложившемуся  крупному  боярскому  землевладению  здесь 
возникло  и  развилось  крупное  землевладение  монастырское. 

И  в  предшествующие  времена,  в  эпоху  успехов  нов- 
городской колонизации  в  Северном  Крае,  монастыри  множи- 
лись здесь  в  довольно  большом  количестве  и  вносили  свою 
долю  в  процесс  промышленного  оживления  северных  обла- 
стей. Монастыри  начинают  возникать  в  различных  пунктах 
северного  края  уже  в  XII  ст.  и  ко  времени  падения  Нов- 
городской державы  полоса  монастырей  новгородского  проис- 
хождения раскидывалась  здесь  уже  весьма  широко.  „На  се- 
веро-западе она  шла  по  системе  Онежского  озера;  на  восток 
и  северо-восток  от  Новгорода  она  простиралась  по  Шексне 
н  Белому  озеру  и  севернее  его,  по  системе  Кубенского 
озера,  по  рекам  Волѳгде,  Сухоне,  Северной  Двине,  по  по- 
бережью Белого  моря,  гранича  с  местонахождением  югор- 
ского парода"*).  Но  все  это  были  небольшие  монастыри,  не 
отличавшиеся  устойчивостью  своего  материального  положе- 
ния. Большею  частью  то  были  монастырьки  с  2,  3,  5.  6 
иноками,  не  развивавшиеся  в  крупные  обп^ины.  Господин 
Великий  Новгород  не  поддерживал  своих  монастырей,  скупо 
давал  им  льготы  и  земли,  а  порою  и  лишал  их  земель  и 
доходов,  им  принадлел^авших.  И  потому  эти  монастырьки  не 
могли  опериться  и  получить  сколько-нибудь  видное  значение 
в  качестве  факторов  промышленной  колонизации.  Они  по- 
ходили на  обыкновенные  погосты  с  церковью  и  не  могли 
ни  в  какой  мере  соперничать  с  боярскими  вотчинами  в  ка- 
честве центров  хозяйственной  деятельности.  Из  них  не  вы- 
рабатывались больших  хозяйственных  предпринимательских 
обш,ин.  По  своему  внутреннему  строю  они  принадлежали  к 
монастырям  особножительным:  кагкдый  член  такой  незначи- 
тельной монастырской  общины  сам  должен  был  добывать 
себе  пропитание. 

Затем,  на  исходе  эпохи  Новгородской  самостоятельности 
картина  монастырской  жизни  и  монастырского  хозяйства  на 

*)  Н.  Никольский— Кнрилло-Белозерскип  монастырь  и  его  устройство 
С.-П.-Б  1897  г.  Этим  же  исследованием  пользуюсь  я  ири  дальнейшей  ха- 
рактеристике северных  монастырей — Новгородской  энохв. 


29 


русском  Севере  существенно  изменяется,  а  с  переходом  Се- 
верного края  под  власть  Москвы  эта  перемена  достигает 
своего  полного  развития.  Параллельно  с  размельчанием  и 
ликвидацией  крупных  боярских  вотчин  в  северных  областях 
происходит  быстрый  рост  земельных  владений  крупных  мо- 
настырей, складывающихся  теперь  здесь  по  типу  обпіирных 
хозяйственных  предприятий.  На  исходе  ХУ  века  на  суровом 
острове  Белого  моря  возникает  знаменитый  Соловецкий  мо- 
настырь, который  затем,  в  течение  ХУІ  ст.,  становится 
крупнейшим  землевладельцем  Северного  Края,  Приблизи- 
тельно с  того  же  времени  другой  знаменитый  монастырь 
Еирилло-Белозерский — начинает  распространять  на  области 
Северного  Края  широкую  приобретательскую  земельную  по- 
литику. Два  названные  монастыря  обнарулшвают  такую  мощ- 
ную энергию  в  этом  отаошении,  что  своими  приобретатель- 
скими успехами  оставляют  далеко  позади  себя  все  другие 
монастыри,  но  все  же  они  не  были  одинокими  в  процессе 
'  создания  здесь  крупного  монастырского  землевладения;  и 
некоторые  другие  монастыри,  например — Корельский  и  проч. 
вступают  на  тот  же  путь. 

Монастырское  землевладение  распространяется  здесь  те- 
ми же  способами,  как  это  происходило  и  в  других  частях 
Московского  Государства.  Земельные  приобретения  монасты- 
рей умножились  и  фактической  хозяйственной  заимкой  сво- 
бодных пространств  и  многочисленными  покупками  и  пожа- 
лованиями государей  и  доброхотными  вкладами  на  помин 
души  от  жертвователей  из  самых  различных  классов  общества. 

Этот  процесс  всего  явственнее  выразился  в  истории 
роста  земельных  владений  в  Северном  крае  названных  выше 
двух  монастырей — Соловецкого  и  Кирилло  Белозерского. 

Первую  ^грамоту  на  земельные  владения  Соловецкий 
монастырь  получил  от  Новгородских  властей  около  1450  г. 
Эта  грамота  закрепляла  за  монастырем  пока  лишь  Соловец- 
кие острова:  „с  землею  и  ловищами  и  тонями,  пожнями  и 
лешими  озеры,  земля  им  делати  и  пожне  косити  и  лешие 
озера  и  тоне  ловити  добровольно".  Это  пожалование  было 
подтверждено  уже  московским  великим  княз€м  жалованной 
грамотой  1479  г.  Житие  Соловецких  чудотворцев  в  следую- 
щих ііыражениях  описывает  хозяйственную  деятельность  пер- 


30 


вых  иноков,  собравшихся  на  Соловецких  островах:  „землю 
копали  и  деревья  на  постройку  монастыря  готовили  и  воду 
из  моря  черпали  и  соль  варили  и  продавали  ее  купцам  и 
брали  от  них  всякие  орудия,  потребные  монастырю  и  в  дру- 
гих работах  трудились  и  рыбную  ловлю  творили  и  так  от 
своих  потов  и  трудов  кормились".  Среди  этих  „других  ра- 
бот", как  видно  из  монастырских  грамот,  видную  роль  игра- 
ла и  ловля  морского  зверя,  доставлявшего  сало  и  кожу.  Но 
хозяйство  монастыря  не  долгое  время  было  замкнуто  в  этих 
скромных  первоначальных  пределах.  Прибывали  новые  ино- 
ки, братья  разрогдалась  в  числе  и  для  ее  содержания  тре- 
бовалось расширить  хозяйственные  рессурсы.  А  кроме  того, 
еще  до  падения  Новгорода  начался  приток  земельных  вкла- 
дов в  монастырь.  И  скоро  обитель  стала  твердою  ногою  не 
только  на  островах,  но  и  на  материке. 

Приток  земельных  вкладов  открылся  щедрыми  пожерт- 
вованиями Марфы  Посадницы  по  Поморскому  и  Корельско- 
му  берегам  Белого  моря.  Ее  примеру  последовали  и  другие 
новгородские  земледельцы.  В  собрании  грамот  Соловецкого 
монастыря  сохранилось  до  33  вкладных,  относящихся  к 
ХУ  столетию  и  предоставлявших  в  собственность  монастыря 
множество  участков  по  Поморскому  и  Корельскому  берегам, 
по  р. р.  Суме,  Бирме,  Выгу,  Сороке^  Шуе,  Кеми,  Принимая 
эти  вклады,  монастырь  приступил  и  к  округлению  этих  вла- 
дений посредством  купли:  в  ХУ  веке  им  было  куплено  до 
9  участков  по  р.р.  Выгу,  Шуе  и  Кеми  и  весь  Лотошкин 
остров.  Затем  монастырские  владения  появились  и  на  дале- 
ком Терском  берегу.  Еще  в  1466  г.  один  землевладелец 
пожертвовал  монастырю  участки  по  р.р.  Умбе  и  Варзуге. 
В  1470  году  Марфа  Борецкая  подарила  ему  свою  вотчину 
между  теми  же  реками.  За  этими  вкладами  последовал  ряд  и 
других  вкладов  в  этих  местах  и  в  1491  году  по  р.  Вар- 
зуге  можно  было  уже  образовать  церковный  приход  и  по- 
ставить монастырскую  церковь.  На  всех  этих  вновь  приоб- 
ретаемых землях  монастырь  основывает  одно  за  другим  раз- 
личные хозяйственные  заведения,  привлекает  туда  новых 
поселенцев,  ставит  свои  монастырские  дворы  и  для  управ- 
хтш  промыслами  и  угодьями  посылает  своих  старцев-при- 

1ГІЩІ,ИК0В. 


31 


с  утверждением  власти  Москвы  над  Северным  краем 
рост  земельных  владений  Соловецкого  монастыря  получил 
новый  сильный  толчок.  Широким  потоком  потекли  в  мона- 
стырь пожалования  и  вклады  от  московских  государей  и 
представителей  различных  слоев  московского  населения. 

До  половины  XVI  ст,  монастырь  получил  от  Ивана  III. 
Василия  Ш  и  Ивана  ІУ  ряд  земельных  пожалований  пѳ 
р.р  Выгу  и  Суме,  распространившие  его  владения  от  бе- 
рега вглубь  материка  по  течению  названных  рек.  С  этих 
пор  каждое  такое  пожалование  сопровождалось  важной  льго- 
той: „наместники  и  волостели  великокняжеские  не  должны 
были  судить  ни  в  чем,  опричь  разбоя  и  татьбы  с  поличным 
тех  людей  и  крестьян,  которые  на  пожалованных  участках 
учнут  лшти",  а  „ведает  и  судит  их  тех  своих  людей  и  кре- 
стьян игумен  с  братьею". 

Не  все  пожалования  доставались  монастырю  безвозмездно. 
Так,  в  1555  г.  монастырю  были  пожалованы  33  соляных 
варницы  по  р.р.  Суле  и  Колежне,  по  приморским  наволо- 
кам и  прибрежным  островам.  Эти  варницы  приносили  казне 
около  1-9  рублей  ежегодного  дохода  (т.  е.  около  1330  р.). 
Отказавшись  в  пользу  монастыря  от  этого  дохода,  казна  за 
то  лишила  монастырь  прежнего  права  его  на  безпошлинную 
продажу  10,000  пудов  монастырской  соли  в  год. 

Итак,  к  средине  ХУІ  ст.  земельные  владения  Соловец- 
кого монастыря  широко  раскинулись  ул^е  по  западным  и  се- 
веро-западным берегам  Белого  моря.  С  средины  ХУІ  в.  эти 
владения  начали  распространяться  и  по  южному  берегу 
Онежской  губы,  восточнее  р  Сумы  по  направлению  к  Онеге. 
В  то,же  время  расширение  монастырской  территории  не  пе- 
реставало расти  и  в  северо-западном  направлении:  они  про- 
тягивались там  все  далее  по  Терскому  берегу  за  р.  Умбу  ж 
Варзугу  и  наконец  монастырь  освоил  себе  несколько  участ- 
ков и  на  дальнем  Мурманском  берегу  в  Кольской  волости. 

Продвижение  монастырских  владений  по  южному  побе- 
режью Онежской  губы,  в  насправлении  от  р.  Сумы  к  реке 
Онеге,  вызвано  было  тем,  что  первоначальные  монастырские 
соляные  варницы  по  Поморскому  берегу  стали  пустеть  пѳ 
той  причине,  "что  леса  около  них  были  высечены  и  соль  ва- 
х>шь  стало  нечем.  На  .этом  основании  монастырь  в  1590  г. 


32 

бил  челом  царю  о  пожаловании  ему  пустой  волости  по 
р.  Уиежме.  Эта  волость  была  заселена  новгородскими  коло- 
нистами еще  в  начале  XVI  в.  По  потом  она  запустела,  мо- 
жет быть  в  связи  с  набегами  сюда*  шведов.  Теперь  мона- 
стырь берет  в  свои  руки  заброшенные  соляные  промыслы 
этой  волости  и  возобновляет  дело,  начатое  первоначальными 
поселенцами. 

Конец  ХУІ  и  первые  дегятилетия  ХУІІ  ст.  ознамено- 
ваны настойчивым  расширением  владений  Соловецкого  мо- 
настыря по  направлению  к  реке  Онеге,  вверх  по  течению 
Онеги  до  Турчасова  и  далее  на  восток  за  Онегу  к  Двине. 
Б  течение  трех  первых  десятилетий  ХУП  в.  монастырь  по- 
лучает земли  по  восточному  берегу  Онежской  губы  и  затем 
переваливает  на  западный  берег  Дішнской  губы,  где  освои- 
вает  Луду  и  в  1636  г.  получает  от  ц^^ря  Яренский  погост 
со  всем  строением  и  живущ.йми  в  нем  бобыльскими  и  ка- 
зачьими людьми  с  их  дворами  и  со  всеми  угодьями. 

Между  тем,  епі,е  с  конца  ХУІ  ст.  владения  монастыря 
появляются  и  на  самой  Двине.  Здесь,  в  Двинском  крае,  так- 
же, как  и  на  западе  от  Онеги,  Соловецкий  монастырь  осо- 
бенно устремляется  на  присвоение  себе  и  на  хозяйственную 
экснлоатаціш  промыслов,  брошенных  местными  поселенцами. 
Вместе  с  тем  Двина  получила  огромное  значение  в  хозяй- 
ственной истории  Соловецкого  монастыря.  Двина  связала 
беломорскую  промышленность  монастыря  с  внутренними  об- 
ластями Московского  государства.  Енсегодно  монастырь  стал 
отправлять  по  Двине  насады,  нагруженные  дясятками  тысяч 
пудов  соли  из  монастырских  варниц.  Эта  соль  поставлялась 
в  различные  города,  оттуда  монастырские  насады  возврапі,а- 
лись  с  огрсмными  запасами  хлеба  и  других  продуктов,  не- 
обходимых для  братии  и  многочисленных  слуг,  работавших 
на  землях  монастыря. 

Так  к  ХУП  ст.  владения  Соловецкого  монастыря  плотно 
охватили  берега  Белого  моря  с  юга,  запада  и  севера  и  во 
многих  местах  уходили  далеко  от  побережья  вглубь  окрест- 
ных областей.  Став  крупным  землевладельцем-,  Соловецкий 
монастырь  сделался  вместе  с  тем  и  крупным  центром  про- 
мышленности,  более  всего  соляной  и  рыбной.  Завязав  на 
почве  этой  промышленности  постоянные  торговые  сношения 


33 


с  внутренними  областями  государства  и,  начав  возить  тор- 
говые грузы  110  Двине  и  другим  рекак,  Соловецкий  мона- 
стырь в  связи  с  потребностями  этой  торговой '  навигации, 
стал  приобретать  погосты  далеко  на  юг  от  Беломорья.  Так, 
например,  в  ХУП  ст.  им  был  уже  на  верхней  Двине,  в  пре- 
делах Устюжского  уезда  приобретен  Красногорский  погост, 
в  котором  монастырь  устроил  пристань  с  торгом  и  ярмор- 
кой  и  привлекавшей  сюда  массы  народа  чудотворной  ико- 
ной. Во  многих  волостях  и  станах  Устюжского  уезда  мона- 
стырь владел  в  ХѴЦ  ст.  деревнями  и  долями  деревень.  Так 
отдельные  аванпосты  промышленного  влилния  монастыря  вы- 
двинулись к  этому  времени  уже  далеко  к  югу  от  Беломор- 
ских берегов,  на  которых  монастырь  сосредоточил  основу 
своих  крупных  владений. 

На  перерез  территориальным  успехам  Соловецкого 
монастыря  пошла  приобретательская  политика  на  Севере 
другого  выдаюш,егося  монастыря:  Кирилло-Белозерского .  Воз- 
никнув на  исходе  XIV  ст.  вдали  от  Поморья,  в  области 
р.  Шексны,  этот  монастырь  до  конца  ХУ  в.  расширял  свои 
земельные  владения  к  югу  по  Шексне  и  юго-востоку  по 
Вологде.  Северная  граница  его  владений  не  шла  далее  бе- 
регов Белоозера,  Но  с  первой  половины  XVI  в.  монастырь 
обраш,ает  свою  приобретательскую  энергию  на  дальнее  По- 
морье и  сразу  становится  здесь  соперником  Соловецкого 
монастыря  в  отношении  промышленноколонизаторской  дея- 
тельности. Много  раз  этим  двум  монастырям  приходилось 
сталкиваться  друг  с  другом  на  этом  поприще  и  так  или 
иначе  расграничивать  свои  территориальные  успехи.  В  пер- 
вой половине  ХУІ  ст.  владения  Кирилло-Белозерской  оби- 
тели появляются  по  р.  Кеми,  а  затем  и  на  Кольском  полу- 
острове по  р. р.  Умбе  и  Барзуге,  т.  е.  как  раз  там,  где 
Соловецкий  монастырь  получил  те  земельные  вклады,  с  ко- 
торых начался  рост  его  территориальных  владений.  В  это 
же  приблизительно  время  Кирилле  Белозерский  монастырь 
приобретает  вотчины  в  окружности  Каргополя  и  одно  вла- 
дение по  реке  Онеге. 

Во  второй  половине  ХУІ  в.  идет  энергичное  продви- 
жение владений  этого  монастыря  по  р.  Онеге  и  список 
монастырских  приобретений  за  это  время  пестрит  указани- 


34 


ями  на  вклады  и  купли  монастыря  в  Турчасовской  области, 
т.  е.  уже  по  среднему  течению  р.  Онеги.  И  здесь  Кирилло- 
Белозерский  монастырь  вплотную  подошел  к  владениям  мо- 
настыря Соловецкого  и  не  раз  между  ними  вспыхивали 
поземельные  споры  и  тяжбы.  В  Турчасовской  области  Ки- 
рилле Белозерский  монастырь  получал  не  мало  добровольных  * 
земельных  вкладов.  В  то  же  время  он  усиленно  покупал 
участки  с  соляными  промыслами  на  Поморскоій  побережье. 
Для  скупки  таких  участков  монастырем  командировались  на 
Поморье  особые  доверенные  лица. 

Так,  в  80-х  годах  ХУІ  ст.  монастырский  слуга  Фуни- 
ков  скупил  целую  вереницу  промысловых  участков  с  соля- 
ными варницами  в  Неноксе,  по  берегу  Двинской  губы. 
Побережье  Двинской  губы  и  преимущественно  область  Яе-  * 
ноксы  становятся  с  тех  пор  особенно  притягательным 
пунктом  для  Кирилло- Белозерского  монастыря;  то  и  дело 
здесь  появляются  старцы,  командированные  монастырем, 
которые  высматривают  подходящие  участки,  обещающие 
промысловые  выгоды  и  покупают  их.  То  же  наблюдается  и 
в  начале  ХУП  ст.  Не  упускал  из  виду  Кирилл о-Белозерский 
монастырь  и  других  местностей  западного  Поморья.  Много 
владений  было  приобретено  им  в  течение  ХУІ  ст.  по  Онел;- 
ской  губе  в  области  Золотицы  (северная  часть  восточного 
берега  Онежской  губы).  В  70  г.г.  ХУІ  в.  монастырь  уси- 
ленно расширял  свои  владения  по  р.  Ушбе,  в  южной  части 
Кольского  полуострова. 

Так,  соляные  многочисленные  владения  Кирилло-Бело- 
зерского  монастыря  в  Северном  крае  сосредоточились  в  за- 
падном Поморье:  в  Каргопольском  уезде  и  в  Турчасовском 
стану  (т.  е.  по  всему  почти  течению  р.  Онеги),  в  Золотице 
(по  Онежской  губе),  в  Неноксе  (по  Двинской  губе)  и  на 
далекой  Умбе  (на  Кольском  полуострове,  близ  губы  Каида- 
лашской).  Таким  образом,  владения  Кирилло-Белозерскогѳ 
монастыря  со  всех  сторон  вплотную  охватывали  кольцом 
вотчинную  территорию  его  соперника,  монастыря  Соловец- 
кого, и  во  многих  местах  врезались  клиньями  среди  владе- 
ний носледнего,  создавая  пеструю  чрезполосицу. 

Громадное  большинство  своих  земельных  приобретений 
в  Северном  крае  Кирилло-Белозерский  монастырь  совершил 


35 


посредством  купли.  Вклады  жертвователей  играли  второсте- 
пенную роль.  Из  числа  земельных  приобретений  за  ХУІ  в. 
и  начало  ХУІІ  ст.  74^^  приходится  на  долю  приобретений 
посредством  купчих  крепостей.  При  этом  монастырь  не 
гнался  за  приобретением  крупных  округленных  владений. 
Наиболее  крупную  покупку  он  совершил  в  1568  году, 
купив  у  Василия  Никитина  варничные  места  в  Золотице  по 
р.  Пушлахте  за  800  рублей  (около  56,000  р.).  Но  мелкие 
покупки  решительно  преобладали.  Не  более  четырех  раз  он 
совершил  купчие  на  сумму  более  100  р.  (7000  р.).  Боль- 
шинство же  покупок  заключено  было  на  суммы  менее 
16  рублей  (1120  р.)  и  в  их  числе  встречаются  такие  ми- 
ниатюрные приобретения,  как  покупка  в  1571  г.  в  Золо- 
тице „подворной  земли  с  огородцем  капустным  и  хоромиш- 
ком"  всего  за  15  алтын  (35  р.). 

Единовременным  обширным  приобретениям  монастырь 
предпочитал  терпеливое  и  настойчивое  разыскивание  участ- 
ков мелких,  но  ценных  в  промысловых  отношениях.  Однако, 
такие  участки  приобретались  по  определенному  обдуманному 
плану  и  постепенно  они  смыкались  в  той  или  иной  излюб- 
ленной монастырем  местности  в  сплошную  цепь,  а  в  общем 
итоге  этой  мозаичной  приобретательской  политики  Кирилло- 
Белозерский  монастырь  стал  в  западной  части  Северного 
края  сильным  соперником  Соловецкого  монастыря  в  качестве 
крупного  землевладельца  с  широко  поставленными  в  его 
владениях  промысловыми  предприятиями. 

Этими  двумя  крупнейшими  представителями  монастыр- 
ского землевладения  в  Северном  крае  не  исчерпывался  круг 
монастырей,  владевших  здесь  значительными  вотчинами. 
В  Каргопольском  уезде  богатейшим  монастырем  являлся 
Ошевенский  Успенский  на  левом  притоке  Онеги,  Чурьюге. 
Его  владения  сосредоточивались  в  пределах  названного  уезда. 
Второе  место  за  ним  занимал  здесь  монастырь  Кожеозерский 
на  берегу  Кожеозера,  в  Турчасовском  стану;  кроме  участков^ 
рассыпанных  по  разным  волостям  этого  стана,  Кожеозер- 
скому  монастырю  принадлежали  рыбные  промыслы  в  Керет- 
ской  волости,  на  западном  поберел^ье  Белого  моря. 

В  Двинском  уезде  выдавался  Антониев- Сийский  мона- 
стырь, возникший  в  20  годах  ХУІ  ст.  на  острове  Михай- 


36 


лова  озера,  близ  впадения  в  Двину  р.  Сии.  Он  являлся 
одним  из  богатейших  монастырей  той  эпЮхи.  Кроме  много- 
численных деревень  в  Двинском  уезде,  ему  принадлеясали 
приморские  соляные  промыслы  в  Неноксе  и  З^не,  морские 
тони  и  рыбные  ловли  по  р.  Золотице,  доля  по  р.  Варзуге 
на  Кольском  полуострове. 

Кроме  того  Антониев- Сийский  монастырь  не  в  пример 
своих  собратий,  о  которых  мы  говорили  выше,  продвинул 
аванпост  своих  приобретений  и  далеко  к  востоку  от  Под- 
винья:  в  Мезенском  уезде,  при  устье  р.  Кулоя,  ему  при- 
надлежала слобода  Долгая  Щель. 

Восточнее  Двины,  по  Мезени,  Вечере  и  средней  Вы- 
чегде, в  области  Яренского  уезда,  значительных  монастырей 
не  было,  там  возникали  лишь  небольшие  пустыни.  По  нилѵ- 
ней  Вычегде  в  уезде  Сольвычегодском  встречаем  два  круп- 
ных монастыря,  разбогатевших  при*  помоиі,и  обильных  по- 
жертвований от  Строгановых:  Николо- Коря л^емский  и  Вве- 
денский. Ряд  крупных  монастырей  образовался  в  Устюгском 
уезде  и,  наконец,  колоссальных  размеров  достигли  владения 
монастырей  в  Вятской  и  Пермской  землях.  Впрочем  их  ротст 
приходится  всецело  уже  на  ХУІІ  ст.  На  первом  месте  в 
отношении  обширности  владений  надлежит  здесь  поставить 
для  Вятской  земли  Успенский  Трифонов  монастырь,  осно- 
ванный в  1580  году,  по  почину  вятского  земского  мира  и 
для  Пермской  земли— Пыскорский  монасіыръ  в  Соликамском 
уезде,  основанный  Строгановыми  в  1558 — 60  годах.  Этот 
монастырь  получил  от  своих  основателей  обширнейшие  земли 
по  р.  Каме,  составившие  одно  сплошное  громадное  владение. 

Не  входя  в  дальнейшие  подробности  по  истории  воз- 
никновения в  Северном  крае  крупного  монастырского  зем- 
левладения, упомянем  еще  о  том,  что  и  на  самой  дальней 
северо-западной  окраине  Поморья,  на  Кольском  полуострове 
видная  роль  в  промышленно -колонизационном  движении,  на- 
чиная с  ХТІ  века,  достается  на  долю  монастырей.  В  1533  г. 
на  Мурманском  берегу,  па  р.  Печенге  возник  Печенгский 
монастырь,  основанный  преподобн.  Трифоном.  В  1590  году 
монастырь  был  сожжен  норвежцами  и  в  1606  году  был  вос- 
становлен уже  у  самого  г.  Колы,  а  на  старом  пепелище,  на 
Печенге,   сооружены  были  две  часовни  „для  лопского  кре- 


щения  и  веры  православной",  т.  е.  для  распространения 
христианства  среди  лопарей.  По  писцовой  книге  1608  года 
видно,  что  владения  монастыря  достигали  значительных  раз- 
меров. Ему  принадлелшли  рыбные  ловли  по  Мурманскому 
берегу  к  востоку  и  западу  от  Колы,  соляная  варница  в 
Кольской  губе^  часть  рыбных  ловель  по  р. р.  Коле  и  Куломе 
(другою  частью  их  владел  Кольский  посад),  вся  река  Пе- 
ченга  с  ее  притоками  и  близ  лежащими  озерами,  рыбные 
ловли  в  Печенгской  губе  и  два  острова  против  устья  Пе- 
ченги,  на  которых  монастырь  содержал  оленьи  стада. 

С  таким  же  характером  рыбопромышленного  предприя- 
тия возник  другой  монастырь,  уже  в  южной  части  Кольского 
полуострова  при  Верховьи  Кандалашской  губы.  Писцовая 
книга  1608  года  рисует  состав  владений  этого  монастыря  в 
виде  соБокуппости  мельниц,  пожень,  соляных  варниц,  тоней 
и  других  тому  подобных  угодий,  „что  старцы  покупали 
промеж  Кандалашские  волости  крестьян,  а  иные  им  даваны 
по  душам 

Приведенных  данных,  полагаем,  достаточно,  чтобы  убе- 
диться в  том^  какую  видную  роль  с  конца  ХУ-го  и  начала 
ХУІ  ст.  начинают  играть  в  народном  хозяйстве  Северного 
Края  монастыри,  пришедшие  здесь  в  качестве  крупных  зе- 
мельных собственников  на  смену  крупным  землевладельцам — 
боярам  новгородской  эпохи.  С  тех  пор  монастыри  в  сильной 
степени  задают  тон  промыпйіекной  деятельности  в  этом  крае 
и  способствуют  ее  оживлению  и  развитию.  А.  Я.  Ефименко 
правильно  заметила,  что  с  этого  времени  на  севере  „почти 
нельзя  натолкнуться  ни  на  одно  сколько-нибудь  значитель- 
ное промысловое  угодье,  тоню,  варницу,  где  бы  львиная 
доля  не  принадлежала  монастырям  местным  или  центральным". 

За  вычетом  крупных  монастырских  владений  остальная 
территория  Северного  края  в  эпоху  Московского  государ- 
ства почти  сплошь  была  занята  так  называемыми  „черными" 
т.  е.  государственными  землями,  на  которых  сидело  свобод- 
ное тяглое  крестьянство.  Резкое  исключение  представлял 
лишь  Соликамский  уезд,  где  простирались  огромные  вотчины 
Строгановых,  на  которых  не  только  не  распространился 
кризис  частного  землевладения,  принесенный  водворением  в 
Северном  крае  Московской  власти,  но  которое,  наоборот,  прж 


38 


московских  государях  приумножают  в  величайшей  степени 
свои  земельные  богатства  и  становятся  из  ряду  вон  выхо- 
дящими по  размерам  своих  владений  магнатами  Пермского 
Края.  Влияние  тех  же  Строгановых,  хотя  уже  и  в  гораздѳ 
меньшей  степени,  сказывалось  и  в  Сольвычегодском  уезде; 
а  затем  лишь  очень  небольшое  количество  частновладель- 
.ческих  вотчин  находим  в  ХУП  в.  в  уездах  Устюжском,  То- 
темском,  Чердынском  и  в  Заонежье  и  совсем  ничтожное 
количество — в  Вятской  земле.  В  уездах  Каргопольском, 
Кольском,  Двинском,  Мезенском  и  на  Чаронде  частновла- 
дельческие вотчины  в  ХУП  ст.  блистали  уже  полным  от- 
сутствием. Здесь  установилось  истинное  царство  государ- 
ственного „черного"  землевладения,  царство  свободных,  тяг- 
лых крестьян,  сидевших  ва  государевой  земле  В  таких 
областях,  где  монастырское  и  церковное  земледелие  не  сде- 
лало никаких  успехов,  как,  например,  в  Мезенском  уезде, 
все  земли  вошли  в  разряд  „  черных В  остальных  уездах 
Северного  края  дворы  на  черных  землях  составляли  по 
разным  местностям  от  99  до  75^^  всего  количества  дворов. 

Среди  этого  необъятного  моря  „черных"  земель  и  мо- 
настырских, и  церковных  вотчин  редкими  точками  были 
рассеяны  крайне  немногочисленные  города  Северного  края. 
На  весь  этот  громадный  край  приходилось  всего  менее 
30  посадов.  Заонежские  погосты  и  весь  Мезенский  уезд 
совсем  не  имели  городов  (город  Мезень  возник  уже  в 
ХУШ  ст.  из  соединения  двух  слобод — Окладникове  и  Куз- 
нецовой). На  пространстве  Кольского  и  Каргопольского 
уездов  было  всего  три  посада:  Кола,  Каргополь,  Турчасов. 
На  громадной  территории  уездов  Кеврольского  и  Ярен- 
ского^ — также  только  три  посада:  Кевроль,  Яренск  и  Турья. 
Всего  более  городов  находим  в  Двинском  уезде:  то  были — 
Архангельск,  Холмогоры,  Уна,  Ненокса,  Луда,  Кулуй;  и  в 
Вятской  земле— Хлынов,  Орлов,  Котельнич,  Слободской, 
Шестаков., 

Все  посады  Северного  Края  в  ХУІ — ХУП  ст.  отли- 
чались малонаселенностью.  Только  в  Устюге  Великом  к 
концу  ХУП  столетия  было  более  1000  дворов.  Лишь  в 
10  посадах  число  дворов  к  тому  же  времени  заходило  за 
«отню.  И  на  ряду  с  этим  встречаем  посады  с  двумя — тремя 


39 


десятками  дворов,  как  Уна,  Луда,  Яренск.  В  Кевроле  по 
переписи  1678  года  было  всего  18  дворов,  в  Колуе — 11, 
По  данным,  относящимся  к  первой  половине  ХУП  ст., 
посады  Северного  Края  можно  расположить  приблизительно 
в  следующем  порядке  по  линии  постепенного  уменьшения 
чисіа  посадских  дворов: 


1  ^ 

1  4 

Оп  7ТП"Р 

2. 

Хльтнов 

1  5. 

3. 

Кят)готтотгь 

16 

1.-1  1^-^  УуО\/^>К.'г\і , 

4. 

Холмогоры. 

17 

Тѵрчасов. 

5. 

Соликамск. 

18, 

Кола. 

6. 

Сольвычегодск. 

19. 

Яренск. 

7. 

Тотьма. 

20. 

Турья. 

8. 

Олонец. 

21. 

Кулуй, 

'9. 

Чердынь. 

22. 

Шестаков. 

10. 

Кай  город. 

23. 

Котельнич. 

11. 

Слободской. 

24. 

Уна. 

12. 

Архангельск. 

25. 

Кеврола. 

13. 

Непокса. 

26. 

Луда. 

Есть  данные,  указывающие  на  те  изменения,  которые 
произошли  в  количестве  посадского  населения  большей  части 
Э7ИХ  городов  к  концу  70-х  годов  ХѴП  ст.  Из  19  посадов, 
о  которых  имеется  материал  такого  рода,  в  12  произошло 
увеличение  и  в  7 — уменьшение  количества  посадских  дво- 
ров. Врочем  почти  все  эти  изменения  в  ту  и  другую  сторону 
очень  незначительны.  Уменьшилось  число  дворов  в  Соль- 
вычегодске  на  88,  в  Орлове  на  51,  в  Соликамске  на  26, 
в  Яренске  на  18,  в  Кулуе  на  17. 

Увеличилось  в  Устюге  В.  на  224  (913  нос.  дв.,  да 
еще  66  церковных),  в  Слободском  на  221,  в  Чердыни  на 
104,  в  Тотьме  на  88,  в  Хнылове  на  52,  в  Холмогорах 
и  Луде  на  27,  в  Уне  на  22,  в  Котельниче  на  18. 

Остальные  случаи  изменений  не  стоит  и  отмечать,  так 
они  незначительны. 

Таков  был  социальный  склад  Северного  края  после 
тех  перемен,  которые  произошли  в  нем  вслед  за  падением 
Новгородской  державы.  Посмотрим  теперь,  какую  роль  играл 
этот  край  в  народно-хозяйственной  жизни  Московского 
государства. 


40 


У. 

Роль  Севера  в  экономической  жизни  Московского  государства. 

С  подчинением  Северного  края  под  власть  Москвы  в 
состав  Московского  государства  вошла  обширная  область 
с  киаучею  промышленною  деятельностью.  В  этом  и  заклю- 
чалось важное  жизненное  значение.  Северного  края  в  общт 
складе  хозяйственного  развития  Московского  государства. 
К  московскому  преимущественно  земледельческому  в  то  время 
югу  этот  чисто  торгово промышленный  район  послужил  не- 
обходимым дополнением.  Занимались  земледелием  и  в  Север- 
ном крае.  Но  здесь  оно  служило  в  большинстве  случаев 
лишь  второстепенным  подспорьем  народному  хозяйству: 
слишком  малоурожайна  была  здесь  земля,  слишком  неблаго- 
дарен был  земледельческий  труд.  Основа  хозяйственной 
деятельности  заключалась  здесь  в  разработке  промыслов, 
главным  нервом  которой  являлись  добыча  рыбы,  соли  и 
пушнины. 

При  обозрении  владений  крупных  монастырей  в  запад- 
ной части  Поморья  мы  отмечали,  какое  важное  место  за- 
нимает рыбные  ловли  и  выварка  соли  в  монастырском  хо- 
зяйстве. Столь  же  большое  значение  имели  там  промыслы 
китовый,  тюлений  и  моржовый.  Что  касается  добычи  пуш- 
нины, то  и  этот  промысел  продолжался  в  Подвинье,  но  во 
времена  Московского  государства  он  здесь  уже  не  стоял 
на  первой  ступени  развития  вследствие  уменьшения  в  этом 
крае  наиболее  ценного  зверя — соболя,  а  также  и  вследствие 
открытия  нового  источника  ценных  мехов  во  вновь  при- 
соединенных к  Московскому  государству  Сибирских  владе- 
ниях. Правда,  епі,е  во  время  Василия  ПІ  водились  на  Двине 
соболи,  но  они  были  там  уже  редкостью.  За  то  соболиный 
промысел  по  прежнему  составлял  заманчивую  принадлеж- 
ность Печорского  края. 

Выше  не  раз  было  отмечено,  что  часть .  Поморья,  ле- 
жавшая к  востоку  от  Двинского  круя,  туго  поддавалась 
обрусению  и  промышленная  колонизация  просачиватась  сюда 
гораздо  медленнее,  нежели  в  западные  области  Севера.  За 
то  пуганой  зверь  не  в  такой  степени  был  здесь  распуган 
промышленниками  и  Печорские  леса  в  изобилии  поставляли 


41 


собольи  меха  и  при  московских  государях.  Как  еще  не 
пустыней  был  тогда  Печорский  край,  но  промышленное 
движение  проникало  сюда  и  на  р.  Печоре  мы  находим  две 
довольно  крупные  торгово-промышленные  пристани:  Пусто - 
зерск  и  Усть-Цыльму.  В  начале  ХУП  ст.  в  Пустозерске 
было  до  200  домов  и  3  церкви,  а  в  Усть-Цыльме  до  40 
домов.  К  Пустозерску  каждую  зиму  подкочевывало  до  2  —  3 
тысяч  самоедов  с  оленями,  пушным  товаром  и  „рыбьим 
зубом"  (т.  е.  моржевым).  Чрез  Пустозерск  проезжали  на- 
правлявшиеся к  океану  двинские,  мезенские  и  кулойские 
промышленники.  Пустозерск  являлся  станцаей  на  торговом 
пути  по  морским  берегам  из  европейского  Поморья  в  Сибирь, 
к  устью  Оби,  куда  русские  торговые  люди  ездили  этим 
путем  ежегодно.  Одна  грамота  ХУП  стол,  очень  образно 
определяла  Пустозерск,  как  „место  пустое,  постановленное  для 
опочиву  Московского  государства  торговых  людей,  которые 
ходят  из  Московского  государства  в  Сибирь  торговать". 
Усть-Цыльма  также  обязана  была  своим  развитием  торговым 
связям  Поморья  с  Сибирью:  через  нее  проходил  торговый 
путь  от  Сев.  Двины  Пинегою  в  Кулой,  в  Мезень,  Пезу, 
Цыльму,  Печору,  Усу  и  Обь. 

Рыбпый^  соляной^  пушной  промыслы  и  добыча  морских 
зверей  занимали  первенствующее  место  в  северо-русской 
промышленности,  но  ими  еще  не  исчерпывалось  содержание 
промысловой  деятельности  этого  края.  В  ХУП  ст.  на  Коль- 
ском полуострове-  в  Керетской  волости  завелось  добывание 
слюды.  Соловецкий  монастырь  ежегодно  отправлял  в  казну 
около  1500  пудов  слюды.  С  Двинской  земли,  с  берегов 
р. р.  Варзугй  и  Поноя  получался  так  называемый  новгород- 
ский жемчуг.  В  1491  году  на  р.  Цыльме  нашли  руду  се- 
ребряную и  медную.  Эта  находка  была  сделана  в  урочище 
Кссме,  в  300  верстах  от  р.  Печоры.  Во  многих  местностях 
Устьсысольского  уезда  по  р.  Сысоле,  в  Яренском  уезде  и 
по  р.  Мезени  было  найдено  железо.  На  р.  Соплясе  (приток 
Печоры),  на  Брусяной  горе  и  в  Устьсысольском  уезде  -по 
р.  Пеме  (левый  приток  верхней  Вычегды)^  в  123  верстах 
от  ее  впадения  в  Вычегду  шла  разработка  точильного  камня. 

Промышленное  оживление,  охватывавшее  Северный  край 
в  течение  ХУІ  и  ХУП  в.  в.,  тогда  же  привело  к  тому,  чт© 


42 


отдельные  части  этого  края  стали  сцепляться  в  единый 
народно-хозяйственный  организм.  Внутри  края  шло  уже 
©живленное  и  деятельное  торговое  общение,  выражавшееся 
в  возникновении  и  развитии  ярмарок,  из  которых  некоторые 
получили  значение  об'единительных  центров  для  всего  края 
в  экономическом  отношении. 

Близ  устья  р.  Мезени,  в  местечке  Лампожне  в  ХУІ 
веке  супі,ествовала  ярмарка,  около  1600  года  перешедшая  в 
Окладникову  слободу  (будущий  город  Мезень).  Эта  ярмарка 
елулшла  важным  пунктом  экономического  сцепления  восточ 
ного  Поморья  с  Западным.  Ярмарка  действовала  два  раза 
в  год.  Сюда  прибывали  из  Печорской  тундры  самоеды 
пушниной  и  „рыбьим"  (моржовым  зубом).  Сюда  наезжала  с 
мехами  и  серебром  Югра  и  сибирские  инородцы  и  сюда  же 
являлись  купцы  с  западного  Поморья  для  вымена  этих  ме- 
хов на  произведения  своих  промыслов  и  на  товары,  при- 
возившиеся на  север  из  центральной  Руси.  Лампожня  со 
своей  ярмаркой  служила  главным  пунктом  меновой  торговли 
мехами  с  самоедами  и  Югрой.  Вымеиенпые  здесь  меха  по- 
морские купцы  везли  на  большую  ярмарку  в  Холмогоры  к 
зимнему  Николину  дню. 

Холмогоры  имели  громадное  значение,  во  первых,  объ- 
единительного экономического  центра  для  всего  Севера, — 
здесь  бил  центральный  узел  почти  всех  торговых  путей  в 
северной  окраине  Московского  государства, — и,  во  вторых, 
соединительного  звена  между  промышленностью  Севера  и 
центральными  областями  государства  На  холмогорскую 
ярмарку  свозились  все  товары,  какими  промышлял  Север- 
ный край:  соль,  рыба,  меха,  кожи,  ворвань,  моржовая  кость, 
ловчие  птицы,  дичь,  перья,  пух  и  сюда  л^е  привозились  с 
юга  для  обмена  на  все  эти  произведения  товары,  в  которых 
нуждалось  население  Северного  края,  прежде  всего — хлеб 
и  сукна.  От  Холмогор  шел-  самый  главный,  так  сказать, 
становой  путь,  сцеплявший  Север  с  московским  центром; 
то  был  речной  путь  по  Двине.  Кроме  дороги  по  Выгу  в 
Обонежье  и  в  Приладожье  и  дороги  по  Онеге  в  Каргополь, 
из  всего  Поморья  не  было  иного  пути  на  юг,  как  чрез 
Двинское  устье.  *)  Холмогорская  ярмарка  и  служила  цев- 

*)  с.  Ф.  Гілатовов.  „Очерки  по  истории  Смуты  в  Московском  госу- 
дарстве". См.  характеристика  Поморья  в  гл.  I. 


43 

4 


тральным  Северным  торжищем,  которым  регулировалось  тор- 
говое движение  по  Двине  и  которое  само  питалось  этим 
движением.  Впрочем,  крупные  монастыри  и  помимо  этой 
ярмарки,  непосредственно  вели  деятельные  торговые  сноше- 
ния с  внутренними  областями  Московского  государства, 
снабжая  их  по  преимуществу  главным  продуктом  своей 
хозяйственной  деятельности — солью.  По  Двине  установились 
правильные,  постоянные  рейсы  монастырских  „насадов"  с 
соляными  грузами.  Соловецкий  монастырь  являлся  крупней- 
шим поставщиком  соли  на  внутренние  рынки  Московского 
государства.  В  средине  ХУІ  ст.  он  продавал  в  Вологде  н 
других  городах  6000  пуд.  соли  из  своих  варниц.  В  поло- 
вине XVII  столетня  он  продавал  ее  уже  130.000  пудов. 
На  вырученные  за  соль  деньги  монастырь  покупал  в  конце 
ХУП  ст.  ежегодно  до  20  пуд.  воска  и  до  8000  четвертей 
ржи  на  монастырский  обиход,  содержал  братию,  слуг  и 
крестьян,  работавших  на  его  землях,  содержал  более  1000 
ратных  людей  в  Соловецкой  крепости,  которую  монастырь 
в  1579  году  соорудил  па  свои  средства  для  военной  оборо- 
ны Беломорья,  и  выплачивал  в  казну  со  своих  вотчин, 
рыбных  ловель  и  других  угодий  до  4000  р.  (68.000  р) 
оброка  и  других  царских  сборов.  Кроме  всего  этого  в 
критические  моменты  монастырь  приходил  еще  с  экстренною 
помощью  государевой  казне,  пользуясь  для  этого  своими 
скопленными  запасными  фондами.  Так,  однажды,  при  царе 
Алексее  Михайловиче  он  р.ыслал  в  Москву  на  жалование 
ратным  людям — 41, 414  рублей  и  200  золотых. 

В  таком  же  направлении  работали  и  другие  крупные 
монастыри  Севера.  Так,  в  20-х  годах  ХУП  столетия  в 
складах  Антонова- Сийского  монастыря  на  Вологде  лелшло 
14000  пудов  соли,  да 'на  Холмогорах — 10.000  пудов.  Еже- 
годно Антоииев-Сийский  монастырь  пускал  по  Двине  два 
дощаника  с  солью  вместимостью  в  8000  пудов  каждый. 

Вот — факты,  показывающие,  какое  важное  экономиче- 
ское значение  получил  Север  для  Московского  государства, 
благодаря  тому^  что  энергичная  предприимчивость  местных 
общественных  сил  умело  и  деятельно  извлекала  из  под-спуда 
таившиеся  в  этом  крае  естественные  богатства. 


44 


Сказанным  выше  не  ограничивалось  значение  Север- 
ного края  в  экономической  жизни  Московского  государства. 
Значение  это  в  высшей  степени  усугублялось  еще  тем 
обстоятельством,  что  морские  и  речные  пути  этого  края 
соединяли  Московское  государство  непосредственною  связью 
с  торговым  движением  Западной  Европы.  Здесь  впервые 
было  прорублено  „окно  в  Европу",  которое  впоследствии 
Петр  Великий  перенес  на  устье  Невы. 

Общеизвестно,  что  в  1552  году  английская  „кампания'* 
Мистерия,  —  основаішая  знаменитым  Каботом,  снарядила 
экспедицию  из  трех  кораблей  в  надежде  открыть  новый 
путь  в  Катай  и  Индию  чрез  северные  моря  старого  полуша- 
рия с  целью  -подорвать  монополию  Португалии  и  Испании 
во  всемирной  торговле.  Два  корабля  погибли  осенью  1553  г., 
затертые  льдом.  Третий  корабль,  руководимый  Ченслером, 
в  августе  1553  года  попал  к  устью  Двины  и,  таким  обра- 
зом, Ченслер  неожиданно  для  самого  себя  вновь  открыл 
морской  путь  в  древнюю  „Биармию^',  которым  еще  в  IX  ст. 
пользовались  норвежцы.  Это  „открытие"  послужило  началом 
русско-английской  торговли  через  Сев.  Двину,  Белое  море 
и  Ледовитый  океан.  Ченслер  побывал  в  Москве,  получил 
от  Ивана  ІУ  грамоту  для  своей  „кампании''  на  безпошлин- 
ную  торговлю  оптом  и  в  розницу  и  с  тех  пор  ежегодно  к 
устью  Двины  стал  являться  большой  поезд  английских  ко- 
раблей с  товарным  грузом.  Б  1567  году  Иван  ІУ  предо- 
ставил английской  „кампании"  новые  важные  привиллегии. 
„Кампания"  получила  монопольное  право  на  торговые  опе- 
рации в  Холмогорах  и  вообще  по  Двине,  а  также  и  по 
Мезени,  Печоре  и  Оби,  Не  говоря  уже  о  торговых  кораб- 
лях других  наций^  даже  и  английским  кораблям,  не  принад- 
лежащим к  „кампании",  воспрещалось  приставать  к  русским 
берегам  в  указанных  пределах.  Кампания  не  замедлила  по- 
жать плоды  такой  удачи.  Англичане  быстро  захватили  важ- 
нейшие места,  могущие  служить  опорными  пунктами  для 
развития  торговых  операций  в  России.  В  1567  году  они 
основали  в  Москве  свою  главную  контору,  а  в  Холмогорах 
открыли  прядильную  фабрику.  В  Новгороде,  Пскове,  Яро- 
славле, Казани,  Астрахани,  Костроме  появились  их  торговые 
подворья. 


Эти  то  монопольные  ограничения  в  пользу  англичан 
косвенно  дали  толчек  развитию  внешнего  торга  на  северо- 
западной  окраине  Поморья:  по  устьлм  Печенги  и  Колы,  где 
по  мимо  англичан  и  другие  торговые  нации  тогдашней 
Европы  могли  принимать  тогда  участие  в  выгодах  от  тор- 
говых сношений  с  Россией  по  северному  морскому  пути. 

Этот  окраинный  северо-западный  угол  русского  По- 
морья начал  оживляться  с  50  годов  ХУІ  в.  в  связи  с 
основанием  при  устье  р.  Печенги  Печенгского  монастыря, 
построенного  преподобным  Трифоном.  В  1556  году  мона- 
стырь получил  от  Ивана  Грозного  грамоту  на  все  побе- 
режье Студеного  моря  от  Варенгской  губы  до  Кольской. 
Утвердив  таким  образом  точку  опоры  для  своей  хозяйствен- 
ной деятельности,  иноки  Печенгского  монастыря  с  конца 
50-х  годов  \УІ  столетия  стали  заезнсать  в  соседний  нор- 
вежский городок  Варгав  (Варде)  и  продавать  там  рыбу, 
рыбий  жир  и  другие  зверо-промышленные  продукты. 
В  1564  году  голландцы  основывают  по  образцу  английской 
„московской  кампании"  особую  кампанию  для  торговли  с 
русским  Поморьем  и  в  1565  году  в  Печеигскую  губу  при- 
был первый  голландский  корабль  и  закупил  у  монастыря 
годовой  улов  .семги  и  другой  рыбы,  ворвань  и  прочие  то- 
вары. Осенью  того  же  года  сюда  явились  еще  два  голланд- 
ских корабля  с  товарами  и  на  этот  раз  голландцы  подъе- 
хали также  и  к  Коле.  Немногочисленные  жители  Колы, 
очевидно,  в  первый  раз  увидели  большой  морской  корабль, 
ибо  появление  его  повергло,  их  в  панический  страх:  все 
они  убежали  в  лес  и  прятались  там  в  течение  нескольких 
дней.  Разумеется  это  обстоятельство  не  помешало  голланд- 
цам завязать  правильные  торговые  сношения  и  с  Печенгой 
и  с  Колой. 

Весть  об  открытии  нового  рынка  на  этих  берегах 
быстро  распространилась  в  русском  торговом  мире.  В  60-ти 
годах  ХУІ  века  туда  стали  приезжать  с  товарами  купцы  из 
Холмогор,  из  Каргополя  и  даже  из  Шуи.  „Монастырь  и 
вся  торговля  в  Лопландии  стала  после  того  с  каждым  го- 
дом больше  и  больше  ра.зрастаться " — говорит  один  ино- 
странный участник  этой  торговли. 


46 


Англичане  встревожились  тем,  что  Кольская  торговля 
открыла  для  голландцев  возможность  обходным  путем  выд- 
винуть конкурренцию  тем  монопольным  торговым  выгодам, 
которые  англичане  обезпечили  себе  после  приезда  Ченслера 
к  устью  Двины.  Они  поспешили  выхлопотать  себе  право 
торговли  и  в  Коле  (в  1568  г.),  однако  исключительных 
монополий  они  здесь  не  получили.  За  то  и  попытка  гол- 
ландской кампании  пробиться  из  Колы  через  Кондалакшу  и 
Каргополь  в  Москву  и  установить  непосредственные  связи 
с  московским  рынком  потерпела  неудачу  вследствие  интриг 
англичан.  Тем  не  менее  Кольская  торговля  стала  привле- 
кать к  себе  товары  не  только  из  соседних  местностей  По- 
морья, но  также  и  из  внутренних  областей  Московского 
государства.  Сюда  свозились,  кроме  продуктов  мурманских 
морских  промыслов,  хлеб,  крупы  и  другие  продукты  из 
средней  России  и  даже  с  нижней  Волги:  клей,  масло  ко- 
ровье, масло  семенное,  ластицы  телячьи.  Конечно,  в  изоби- 
лии свозятся  сюда  и  меха  и  опять  таки  не  только  местные, 
лапландские,  но  и  дальние,  например  привозные  соболи  с 
Печоры  и  из  Перми,*  горностаи,  выдры,  бобры,  шкуры 
волчьи  и  куньи.  Эта  торговля  была  далеко  не  безвыгодна 
для  русских  купцов.  Есть  данные  о  том,  что  соболи  давалж 
русским  купцам  около  150оД  барыша,  гречневая  крупа — 
32*Д,  семенное  масло  —  191^/о. 

Главным  предметом  иностранного  ввоза  явилось  сукно, 
затем — пряности,  медь  и  олово. 

В  80-ых  годах  ХУ1  стол,  вся  эта  Кольская  торговля 
была  убита  возникновением  Архангельска  (1583  г,).  В  1585  г. 
Кольский  воевода  уже  об 'явил  иностранным  купцам,  что 
росударь  его  «Федор  Иванович...  в  своей  государевой  вот- 
чине, в  Коле  волости,  торговати  велел  трескою  и  палтусом 
н  салом  трескиным  и  китовым,  а  за  иными  товарами  ездить 
вадо  на  Двину,  где  государем  построен  новый  город».  На 
жовторные  запросы  последовал  огтуда  ответ  с  новой  ссыл- 
кой на  основание  Архангельска  и  с  указанием  на  то,  что 
в  Коле   „торгу  быть  не  пригоже,  то  место  убогое".  *) 


*)  Тищенко— «К  истории  Колы  и  Пе9енги>.  Журнал  Минпст.  На- 
роди. Просвещ.  1913  г.  кн.  УИ. 


с  этих  пор  Архангельск  становится  первенствующим, 
центральным  пунктом  торгового  движения  на  Севере,  посте- 
пенно заслоняя  собою  значение  Холмогор.  Кольская  тор- 
говля утратила  для  русских  купцов  прежнюю  притягатель- 
ность после  того,  как  и  на  Двине  были  уничтожены  исклю- 
чительные монопольные  права  англичан  и  на  ряду  с  англи- 
чанами в  Архангельск  стали  также  наезжать  с  товарами  а 
датчане,  и  антверпенцы,  и  французы,  и  голландцы. 

С  развитием  Архангельского  порта  Двина  закипела 
торговым  движением,  достигшим  размеров,  которые  прев- 
зошли все  то,  что  наблюдалось  в  предшествующие  времена. 
У  нас  нет  недостатка  в  и.звестиях  о  том,  какую  широкую 
сферу  влияния  получил  вскоре  Архангельский  порт  на  всю 
торговую  жизнь  Московского  государства.  Достаточно  взгля- 
нуть хотя  бы  на  следующую  страничку  из  описания  путе- 
шествия в  «Московию»  Мейерберга  в  ХУЦ  ст.,  чтобы  убе- 
диться в  этом:  „Северная  Двина  совсем  завалена  торговыми 
грузами,  везут  то  выделанные  воловьи  кожи,  то  следующие 
еще  к  выделке  лосиные,  то  коноплю  и  смолу,  то  льняное 
семя  и  сало,  то  воск,  то  приготовленную  на  Волге  белужью, 
осетровую  и  других  рыб  икру,  то  липовую,  ясеневую,  вязо- 
вую и  ивовую  очищенную  золу  для  суконного  и  мыловар- 
ного  дела,  то  медвелаи,  волчьи,  лисьи,  бельи,  рысьи,  хорь- 
ковые, куньи,  собольи  и  другие  меха;  все  для  англичан  и 
голландцев,  приезжающих  каждый  год  туда  морем  в  извест- 
ную пору  лета.  Они  берут  все  эти  вещи,  да  еще  слюду, 
добываемую  из  гор  на  берегах  Двины  и  вытопленное  ш 
тюленьего  жира  масло  и,  либо  уговорившись  сначала  об  об- 
мене на  свои  товары,  либо  тут  же  сторговавшись  в  цене, 
отдают  за  то  привезенные  по  Средиземному  морю  и  океану: 
сахар,  шафран,  соленые  сельди,  мальвазию,  испанские  и 
французские  вина,  сукна  разного  рода  и  цвета,  голландское 
полотно,  зеркала,  ножи,  сабли,  пистолеты,  ружья,  пушки, 
медь,  свинец,  олово,  шелковые  ткани,  атлас,  аксамит,  камку, 
об'ярь,  золоюй  и  серебряный  алтабас,  полотняные,  бумаж- 
ные и  шелковые  чулки,  пряденое  золото,  жемчуг,  перлы, 
рубины,  смарагд,  сапфиры,  хризолиты,  аметисты,  топазы, 
наконец  огромное  количество  золотых  и  серебрянных  денег. 
Все  это  отвозилось  вверх  по  реке,  к  г.  Вологде,  а  потом 
по  зимней  дороге  в  Москву  в  продолжение  восьми  дней  пути**. 


48 


Б  ХУІІ  ст.  Архангельск  становится  самым  оживленным 
пограничным  русским  торговым  городом.  По  словам  Олеария 
туда  ежегодно  приеззкает  много  анг.ііийских,  голландских  и 
гамбургских  торговых  судов  и  много  русских  купцов  со  всей 
России.  По  свидетельству  Родеса  во  время  архангельской 
ярмарки  в  самой  Москве  ослабевала  торговая  лшзнь:  так 
много  торгового  люда  выезжало  оттуда  в  Архангельск.  Вы- 
сылала в  Архангельск  свои  товары  и  казна.  Коллинс  сооб- 
щает, что  «царь  ежегодно  отправ.пяет  в  А^рхангельск  огром- 
ное количество  мехов,  мыла,  пеньки,  льна  и  меняет  их  там 
на  шелковые  ткани^  бархаты,  парчи,  атласы,  сукна».  По 
указанию  Родеса  государева  казна  в  средине  ХУП  века  по- 
сылала в  Архангельск  на  10  —  20  тысяч  рублей  (170 — 340 
тысяч  рублей). 

Торговля  астраханской  шрогХ  составляла  монополию 
казны  и  приставленные  к  этой  торговле  „гости",  —  так  на- 
зывались в  московском  государстве  крупнейшие  капиталисты, 
в  виде  обязательной  служебной  повинности  заведывавшие 
торговыми  операциями  казны, — совершали  выгодные  обороты 
этим  товаром  в  Архангельске  Так,  например,  в  1623 — 
1624  г. г.  гость  Надея  Светешников  покупал  икру  в  Астра- 
хани на  24,000  (336,000р.)  и  продавал  ее  в  Архангельске 
иноземцам,  выручив  занес  в  два  года  28,000  р,  (392,000  р.). 
С  1625  года  тот  же  гость  подрядился  в  г.  Архангельске  с 
иноземцами  ставить  им  астраханскую  икру  в  течение  шести 
лет  и  «у  того  икреного  промыслу — читаем  в  одном  доку- 
менте— великому  государю  его  Надееным  промыслом  и  раде- 
нием в  те  шесть  лет  прибыль  будет  многая».  По  свидетель- 
ству Родеса  из  Архангельска  ежегодно  вывозилось  20,000  п. 
икры  на  сумму  30,000  р,  (510,000  руб.).*) 

Мехов  из  Архангельска  вывозилось  ежегодно  на  1 00,000  р. 
(1.700,000  р.).  Из  многих  местностей  России  в  Архангельск 
свозились  юфти.  По  Родосу  через  Архангельск  прошло  в 
один  год  юфти  на  335,000  р.  (5.695,000  р.).  Пенька  шла 
к  Архангельску  преимупі,ественно  из  областей  Новгорода  и 
Пскова,  Ее  было  так  много,  что  англичане  решили  завести 
в  самой  России  ее  обработку.  В  Вологде  ими  была  устроена 
канатная  фабрика;  затем  такая  же  фабрика  появилась  и  в 
Холмогорах,  где  ежегодно  переделывалось  более  90,000  фун- 
тов пеньки,  ибо  везти  в  Англию  сырую  пеньку  было  дорого. 

*)  Курц.  „Сочинение  Кильбургена  о  русской  торговле"  Кнев.  1ді5  г. 


49 


Охотно  употреблялся  в  Англии  и  Голландии  русский 
поташ,  который  шел  там  на  приготовление  сукна,  мыла  и 
стекла  и  для  выделки  кож.  В  1669  году  его  было  вывезено 
через  Архангельск  более  26  тысяч  пудов.  Он  доставлялся 
туда  из  различных  местностей.  Всего  чаще  в  документах  по 
Архангельску  упоминается  потапі  из  Сергача  (Нижегород- 
ской области).  Деятельная  выработка  его  шла  по  р.  Суре  в 
Василегородском  уезде.  Обильную  статью  торгового  вывоза 
составляли  смола  и  деготь.  Еще  от  XVI  в.  имеем  свиде- 
тельства иностранцев  о  том,  что  вся  смола,  получаемая  в 
Европе,  шла  туда  из  Московских  владений.  В  Англии  сла- 
вились смоляные '  бочки,  которые  делались  по  берегу  С.  Дви- 
ны, южнее  Холмогор  и  там  же  засмаливались.  Дегтя  много 
гналось  в  Смоленской  области  и  оттуда  он  в  большем  ко- 
личестве вывозился  за  границу. 

Из  Торжка  и  Козельска  шли  преимущественно  войлоч- 
ные изделия — плащи  и  накидки.  Сала  вывозилось  через  Ар- 
хангельск до  115.080  пудов  в  год  и  шло  оно  всего  более 
из  областей  Смоленской,  Ярославской,  Углицкой,  Новгород- 
ской, Тверской,  Городецкой.  Мыло  было  вологодское,  бо- 
рисо-глебское,  нижегородское  и  особенно  костромское;  пос- 
леднее считалось  лучшим  и  спрос  на  него  был  громадный 
по  всей  России.  Воловьи  кожи  доставлялись  со  всей  страны. 
Слюда  вывозилась  из  Архангельска  в  количестве  250  пуд. 
в  год.  Она  добывалась  на  Севере  России  и  лучшая  была 
на  Соловках  и  в  Сибири,  около  р.  Витимы.  Рыбий  клей 
(карлук)  шел*  с  Волги. 

Вывоз  хлеба  при  высоких  ценах  составлял  200,000 
четвертей.  Шпик  (копченая  свинина)  и  мясо  доставлялось 
со  всей  России  в  Вологду,  где  их  солили  и  отправляли  в 
Архангельск.  Копченая  свинина  в  наибольшем  количестве 
доставлялась  из  ДСазанской  и  Нижегородской  областей. 

Полное  изображение  Архангельского  рынка  не  входит 
в  задачу  настоящего  очерка  и  приведенными  выше  некото- 
рыми указаниями  мы  хотели  только  более  наглядно  подчерк- 
нуть, сколь  важное  всероссийское  значение  получил  Архан- 
гельский порт  в  ХУІІ  ст.  Район  его  притяжения  по  отно- 
шению к  русской  торговле  того  времени  раскидывался  дей- 
ствительно на  все  Московское  государство,  касаясь  и  цен- 


50 


тральных  областей  его  и  нижнего  Поволжья  до  далекой 
Астрахани  включительно  и  западного  района  и  Сибири. 
Можно  сказать,  без  всякого  опасения  впасть  в  преувеличе- 
ние, что  в  это  время  именно  там,  на  севере,  помещался 
главный  двигательный  рычаг  торговой  и  вообще  экономиче- 
ской жизни  России. 


В  ХУП  ст.  окончательно  определяется  и  утверждается 
и  еще  одна  характерная  особенность,  отличавшая  роль  Се- 
верного края  в  экономической  жизни  России.  Мы  разумеем 
особенно  тесные  торговые  связи,  установившиеся  между  Се- 
верным краем  и  Сибирью. 

Возникновение  этих  связей  относится  еще  к  предшест- 
вующему периоду,  когда  Северный  край  входил  в  состав 
Новгородской  державы.  Мы  видели  выше,  что  еще  в  те  вре- 
мена на  европейское  поморье  вплоть  до  Холхмогор  проникали 
некоторые  сибирские  товары  и  что  предприимчивые  новго- 
родские промышленники  заезжали  во  время  своих  военно- 
торговых  экспедиций  за  Урал,  к  берегам  Оби. 

С  утверждением  в  Сибири  московской  власти  эти  связи 
не  только  не  разрушились,  но,  наоборот,  стали  более  не- 
посредственными, тесными  и  богатыми  экономическими  ре- 
зультатами. В  прямой  зависимости  от  этого  на  севере  на 
ряду  с  Хоямогорами  ,и  Архангельском  в  ХУП  ст.  выростает 
значение  Устюга  Великого.  Именно  в  Устюге  от  Двинского 
торгового  пути  ответвлялась  главная  дорога  в  Сибирь,  ко- 
торой в  ХУІ — ХУП  в.  в.  пользовались  и  Московское  пра- 
вительство и  частные  лица.  Эта  дорога  шла  по  р.  р.  Югу 
и  Лузе  через  Лальский  городок  на  Каму,  в  Пермскую  землю, 
в  Кайгород,  Соликамск  и  Чердынь.  Впоследствии  этот  ста- 
рый путь  в  Сибирь  был  заменен  более  коротким:  от  Соли- 
камска прямо  на  Верхотурье,  минуя  Чердынь.  Нахождение 
Устюга  на  соединительном  узле  этих  двух  важных  путей: 
на  Архангельск  и  в  Сибирь  выдвинуло  Устюг  в  первый  ряд 
крупных  торговопромышленных  центров  того  времени.  В  на- 
чале ХУП  ст.  в  нем  насчитывалось  до  200  лавок  и  амба- 
ров, большой  гостинный  двор,  до  700  тяглых  и  около  100 
нетяглых  дворов,  большое  количество  ремесленников  и  судо- 
вых рабочих*). 

•*)  Платонов.  ІОС  сіі. 


51 


Не  малая  доля  этого  оживленного  под'ема  Устюжского 
посада  должна  быть  отнесена  именно  на  счет  его  связей  с 
Сибирью.  В  составе  устюжского  купечества  было  не  мало 
купцов,  которые  были  заняты  исключительно  сибирским  тор- 
гом. Писцовая  книга  Устюга  говорит  о  них,  что  они  „тор- 
гуют от'езжими  товарами  в  Сибирь",  „отпущают  со  всяки- 
ми товары  в  Сибирь".  С  другой  стороны  и  сибирскйе  куп- 
цы со  своими  товарами  ехали  прежде  всего  в  Устюг.  В 
сентябре  и  октябре  здесь  ежегодно  происходил  бойкий  торг 
мехами,  в  котором  деятельное  участие  принимали  купцы  из 
Сибири  и  Пермского  края,  привозившие  сюда  пушные  товары. 

Эта  торговая  связь  Севера  с  Сибирью  не  ослабела  и 
после  того,  как  с  возникновением  Петербурга  общее  на- 
правление торгового  движения  обратилось  в  сторону  Балтий- 
ского моря  и  двинской  путь  утратил  прежнее  значение.  В 
то  время,  как  продукты  из  внутренней  России  стали  в 
ХУП  ст.  направляться  при  посредстве  Москвы  к  Петербург- 
скому, порту,  сибирские  транспорты  долго  еш,е  по  прежнему 
шли  через  верхнее  Прикамье  в  северо-западном  направле- 
нии через  Устюг  и  конечным  пунктом  этого  движения  был 
Архангельск.  Архангельские,  устюжские,  вологодские  купцы 
и  в  ХУПІ  ст.  остаются  постоянными  посетителями  Ирбит- 
ской  ярмарки  и  проникают  вглубь  Сибири  до  самой  Кяхты 
и  через  Кяхту  ведут  торговые  сношения  с  Китаем. 

Таково  было  троякое  значение  Севера  в  экономической 
жизни  Московского  государства.  Север  изобильно  снабжал 
внутренние  области  государства  продуктами  своей  местной 
промышленности,  среди  которых  наиболее  важное  место  при- 
надлежало рыбе  (особенно  семге),  соли,  салу  и  колам  мор- 
ских зверей  и  мехам;  на  Севере  сосредоточивалась  почти 
вся  внешняя  торговля  государства;  Север  служил  главным 
соединительным  звеном  между  европейской  Россией  и  Си- 
бирью в  торговом  отношении. 


52 


Политическая  роль  Севера  в  эпоху  Московского  государства. 
Север  в  смутное  время. 

Оживленная  торгово-промышленная  деятельность,  напол- 
нявшая в  ХУІ — ХУІІ  ст.  жизнь  значительной  части  Север- 
ного края,  не  могла  не  отразиться  на  характере  и  на  всем 
жизненном  обиходе  местного  населения.  И  на  посадах  и  в 
уездных  волостях  здесь  сложились  крепкие  местные  „миры'', 
которые  обнаружили  способность  к  сплоченной  самостоятель- 
ности и  бодрой  хозяйственной  предприимчивости.  Последо- 
вательными при.гавами  направлявшегося  сюда  колонизацион- 
ного движения  сначала  из  Новгородской  области,  затем  из 
внутренних  частей  Московского  государства — здесь  сложи- 
лось население  своеобразного  типа,  в  котором  совместились 
самостоятельная  уверенность,  унаследованная  от  древней  Нов- 
городской вольности,  с  настойчивой  выносливостью,  выра- 
ботанной в  суровых  условиях  московского  государственного 
строя.  Черты  того  и  иного  порядка,  сливаясь  друг  с  другом 
и  дополняя  друг  друга,  как  нельзя  лучше  вооружали  это 
население  для  борьбы  и  с  суровостью  местного  климата,  и 
с  тяжелой  природной  обстановкой,  в  которой  приходилось 
вести  разработку  местных  естественных  богатств  и  с  необ- 
ходимостью отваживаться  на  смелые  и  порою  рискованные 
предприятия  для  дальнейшего  освоения  тех  областей  По- 
морья, которые  еще  сохраняли  от  прежних  времен  черты 
первоначальной  дикости:  таково  было  восточное  Поморье, 
по  Печере  и  за  Печерой  до  Урала.  Все  это  выработывало 
из  местного  жителя  тип  придприимчивого  промышленника — 
пионера  со  всеми  особенностями,  свойственными  этому  типу: 
хозяйственной  энергией  и  трезвым  практическим  расчетом 
без  тех  неврастенических  скачков  от  внезапных  приливов 
деятельности  к  столь  же  внезапному  упадку  сил,  которые 
свойственны  тем,  кому  нечего  созидать  и  нечего  беречь  и 
жалеть. 

Исторические  условия  сложились  так,  что  население 
Северного  края  и  после  того,  как  оно  вошло  в  состав  Мо- 
вковского  государства,  не  подверглось  действию  некоторых 
таких  особенностей  московских  порядков,  которые  могли  бы 


53 


понизить  и  ослабить  его  духовную  самостоятельность.  Исто- 
рия оберегла  Северный  край  от  крепостного  права.  Сюда, 
за  самыми  малыми  исключения:::!,  касавшимися  южных  ча- 
стей этого  края,  не  проникло  служилое  поместное  землевла- 
дение. Север  был  и  остался  классическим  районОхМ  свобод- 
ного, черносошного  крестьянства.  Это  обстоятельство  также 
имело  важные  благоприятные  последствия.  Не  зная  цепей 
крепостной  зависимости,  местное  население  тем  свободнее 

.вырабатывало  в  себе  дух  самостоятельной  предприимчивости, 
уверенности  в  своих  силах,  бодрой  самодеятельности.  Можно 
указать  и  еще  на  одно  последствие  отсутствия  здесь  крепо- 

.  стного  права.  Во  внутренних  областях  Московского  государ- 
ства развитие  служилого  дворянского  землевладения,  опирав- 
шегося на  закрепощение  народа,  приводило,  между  прочим, 
к  резкому  взаимному  расграничению  и  отчуждению  сельско- 
го и  посадского  населения.  Посад  и  уезд  слишком  уже  рас- 
ходились там  по  условиям  жизни^  а  законодательные  поста- 
новления еще  более  содействовали  этому  обособлению,  фор- 
мально воспрещая  переход  крестьянина  на  посад,  и  посад- 
ского человека  на  село.  Вместе  с  тем  развитие  служилого 
землевладения  подрывало  единство  всеуездного  мира.  Поме- 
щики и  вотчиники  с  их  земельными  владениями,  выключа- 
лись из  всеуездных  мирских  раскладок  государевых  податей 
и  между  посадозі  и  крестьянским  населением  служилых  зе- 
мель исчезала  эта  самая  важная  точка  соприкосновения,  в 
прежние  времена  являвшаяся  основой  развития  всеуездного 
самоу  пр  авления . 

На  Севере  наблюдаются  прямо  противоположные  явле- 
ния. Там  служилое  землевладение  не  врезалось  клином  между 
посадскими  и  волостными  мирами,  а  преимущественное  раз- 
витие торгов  и  промыслов,  в  которых  принимали  участие 
все  слои  населения,  сблилсало  посадских  людей  и  волостных 
крестьян  на  почве  единства  профессиональных  занятий,  от- 
ношений и  интересов.  Именно  на  Севере  мы  встречаем,  за 
это  время  „всеуездные  миры",  т.  е.  крупные  общественные 
союзы,  обнимавшие  вместе  посад  с  уездом,  которые  сообща 
избирали  „всеуездных  старост"  и  сообща  вели  общие  мир- 
ские дела.  Посадские  люди  здесь  охотно  приобретали  дере- 
венские участки,  которые  были  им  нужны  для  развития 
промыслов,  питавших  их  торговую  деятельность,  а  уездные 


54 


крестьяне  часто  имели  дворы  на  посадах.  Конечно,  все  это 
не  устраняло  различных  столкновений  между  посадом  и  уез- 
дом, но  то  были  столкновения,  разыгрывавшиеся  не  между 
двумя  взаимно  отчужденными  мирами,  а,  как  бы  сказать,  в 
своей  среде  и  потому  эти  столкновения  не  мешали  посад- 
ским людям  и  волостным  крестьянам  в  нужные  моменты 
сплачиваться  дружно  в  общих  согласных  действиях. 

Отмеченные  только  что  бытовые  особенности  Северного 
края:  энергично  развиваемая  торговопромышленная  деятель- 
ность, придававшая  материальную  крепость  местным  „мирам 
бодрая  предприимчивость  местного  населения  и  живое  об- 
пі,енне  между  посадским  и  волостным  населением  на  почве 
широкого  „всеуездного"  самоуправления, — давали  возмож- 
мость  Северному  краю  играть  важную  роль  в  жизни  Москов- 
ского государства  и  в  чисто  полгшшческом  отношении. 

В  'Моменты  наиболее  тяжелых  кризисов,  переживавшихся 
время  от  времени  Московской  государственностью,  именно 
Северный  край  являлся  крепкой  опорой  возрождения  госу- 
дарственного порядка.  Всего  ярче  эта  роль  Севера  вырази- 
лась во  времй  самого  тяжелого  из  этих  кризисов,  разыграв- 
шегося на  рубеже  ХУІ  и  ХУП  ст.  Как  раз  оттуда,  с  чер- 
носошного Севера^  всего  ранее  выдвишлся  тогда  бодрый 
мирской  почин  в  смысле  отпора  анархическим  движениям, 
толкавшим  Московское  государство  в  бездну  окончательной 
разрухи. 

Самым  критическим  моментом  в  развитии  „Смуты", 
когда  во  истину  всколебались  все  основы  государственных 
отношений,  и,  казалось,  исчезала  всякая  надежда  на  их  бла- 
гополучное восстановление,  было  время  появления  второго 
самозванца,  „Тушинского  вора",  время  анархического  дви- 
жения „тушинцев".  В  предшествующий  этому  моменту  пе- 
риод „Смуты"  разруха  уже  сделала  большие  успехи,  страна 
уже  жила  ненормальной  жизнью  и  междоусобица  обществен- 
ных классов  уже  потрясала  основы  привычного  порядка. 
Но  все  же  эта  междуусобная  борьба,  хотя  и  сопровождав- 
шаяся кровавыми  столкновениями  и  внезапными  дворцовыми 
переворотами,  так  или  иначе  развивалась  в  определенных 
рамках.  Боролись  определенные  группы,  каждый  знал  с  кем 
и  во  имя  чего  он  ведет  борьбу.  От  смерти  Федора  Иване- 


55 


вича  до  воцарения  Василия  Шуйского  то  была  борьба  раз- 
личных груип  московского  боярства.  Б  первую  половину 
царствования  Василия  Шуйского  на  сцену  выступило  во  имя 
своих  особых  интересов  служилое  дворянство  южных  уездов 
Московского  государства  (Ляоуновское  движение),  а  затем 
холопско-крестьянское  ополчение  Болотникова. 

С  появлением  второго  „вора",  Смута  дошла  до  той  точки 
своего  развития,  когда  движения  определенных  обществен- 
ных групп  сменились  чисто  анархическим  общим  хаосом. 

Б  Тушине  сошлись  представители  всех  групп,  которые 
могли  соединиться  только  на  чисто  разрушительной,  погром- 
ной общей  работе,  ибо  всякая  попытка  создать  какую-либо 
положительную  программу,  тотчас  поссорила  бы  их  друг  с 
другом  и  погубила  бы  все  Тушинское  дело,  как  это  впо- 
следствии и  случилось. 

И  вот,  в  период  Тушинского  вора,  Смута  вырождается 
в  хаотический  грабеж,  принимающий  характер  какого  то 
разнузданного  массового  психоза.  Современные  описания 
изображают  набеги  тушинцев  на  различные  области  самыми 
мрачными  красками,  точь  в  точь  такими,  какими  некогда 
летописцы  описывали  набеги  полудиких  половцев  на  При- 
днепровскую Русь.  В  довершение  бедствий  в  этот  метущийся 
хаос  вмешались  иноземцы — поляки  и  шведы,  воспользовав- 
шиеся этой  „разрухой"  для  вторжения  в  русскую  землю. 
В  конце  концов  заведенная  тушинцами  анархия — как  это 
бывает  со  всякой  анархией — начала  с'едать  сама  себя  и  в 
различных  областях  население  стало  подыматься  ради  вос- 
становления порядка,  что  и  привело  к  успеху  Нижегород- 
ского ополчения  Минина  и  Пожарского.  Но  это  произошло 
значительно  позднее,  когда  население  в  достаточной  мере 
настрадалось  от  общего  безнарядья. 

В  момент  наиболее  сильного  разгула  Тушинского  дви- 
жения в  большинстве  областей  мы  такого  спасительного 
почина  еще  не  замечаем;  неистовства  тушинцев  словно  оше- 
ломили тогда  население,  которое  растерялось,  не  могло  сразу 
найтись  и  разобраться  в  хаотическом  вихре  событий.  .  Вот 
в  этот  то  критический  момент,  когда  московское  правитель- 
ство безпомощно  озиралось  вокруг,  ища  точки  опоры,  север- 
ные „миры"  подали  пример  здоровой,  уверенной,  планомер- 


56 


ной  инициативы,  которая  и  нанесла  первый  удар  тушин- 
еким  анархистам. 

Когда  Скопин  Шуйский  двинулся  от  Новгорода  вместе 
с  вспомогательным  шведским  отрядом  на  спасение  Москвы 
от  тушинцев,  он  вошел  в  сношения  с  северными  мирами, 
ища  там  поддержки  и  опоры.  И  северный  край  не  обманул 
его  ожиданий. 

Еш;е  из  Новгорода  Скопин-Шуйский  рассылал  грамоты 
по  всему  поморью  от  Перми  до  Соловецкой  обители  и  по 
этим  его  „отпискам"  на  Севере  формировались  рати  и  со- 
бирались экстренные  сборы  на  военные  нужды.  Централь- 
ным пунктом,  объединявшим  это  движение,  охватившее  все 
Поморье,  явилась  Вологда.  В  Вологду  посылал  Скопин  свои 
грамоты  с  тем,  чтобы  вологодские  воеводы  от  себя  рассы- 
лали их  копии  „во  все  Поморские  места".  Вологда  явилась 
и  военным  и  финансовым  центром  этого  движения.  Случи- 
лось так,  что  осенью  1608  г.  в  Вологде  съехались  и  вслед- 
ствие военных  тревог  застряли  все  иностранные  торговцы, 
везшие  в  Москву  из  Архангельска  иностранный  товарный 
иривоз  навигации  1608  г.  и  „все  лучшие  люди  московские 
гости",  выехавшие  из  Москвы  на  север  с  „великими  товары" 
и  „с  государевой  казной".  По  словам  историка  Смуты 
С.  Ф.  Платонова,  это  „случайное  население  Вологды  связы- 
вало ее  тесною  связью  и  с  Москвою,  откуда  происходили 
сидевшие  в  ней  русские  гости  и  с  архангельским  портом, 
откуда  в  ней  явились  иноземные  купцы.  И  те  и  другие, 
оберегая  свое  имущество,  готовы  были  до  последней  край- 
ности защищаться  от  воров  и  звали  на  борьбу  с  ними  все 
окружающие  места»*),  Тушинцы  со  своей  стороны  оценили 
исключительное  значение,  которое,  таким  образом,  приобре- 
тала Вологда,  хотя  бы  уже  по  одному  тому,  что  там  сосре- 
доточилось все  то,  что  Московское  государство  получало 
ежегодно  с  Севера  по  первому  зимнему  пути.  В  Вологду 
явился  из  Тушина  дьяк,  с  намерением  опечатать  купеческие 
товары  и  конфисковать  их.  Но  владельцы  товаров  не  до- 
пустили до  того,  а  вологжане  немедленно  обратились  к  царю 
Василию,  который  приказал  вологодским  воеводам  действо- 


*)  с.  Ф.  Платонов:   „Очерки  по  истории  Смуты  в  Московском  госу- 
дарстве" ХТІ—ХГП  в.  с.  363  и  сіед. 


57 


вать  сообща  с  выборными  представителями  от  находившихся 
в  городе  „гостей"  и  иноземцев.  На  ряду  с  Вологдой  в  та- 
кой же  роли  об*единительного  центра  по  отношению  к  дви- 
жению, охватившему  все  Поморье,  выступил  Устюг  Великий; 
устюжане  усердно  призывали  к  борбе  с  тушинцами  все  мест- 
ности, лежавшие  на  север  и  восток  от  Устюга.  Так  Устюг 
явился  надежным  базисом  для  Вологды  и  Галича  в  этой 
борьбе.  Когда  тушинские  рати  пытались  со  стороны  Галича 
выйти  на  Сухону,  в  Поморские  места,  жители  Вологды  и 
Тотьмы  выслали  отряды  „на  заставы  к  засекам^*  и  в  то  же 
время  кликнули  клич  по  всему  Поморью  о  скорой  помощ.и. 
Тут  то  и  выступил  Устюг  в  своей  объединительной  роли. 

Устюжане — говорит  С.  Ф.  Платонов — вели  деятельные  сно- 
шения с  городами  на  Вычегде,  Вятке  и  Каме,  сообщали  им 
вести,  требовали  присылки  людей  и  средств  и  разделяли 
приходившие  на  Устюг  северные  дружины  между  Вологдою 
,,иТотьмою,  одних^'  отпуская  на  „Вологду,  других — на  тотем- 
ские  засеки  по  лесным  речкам^*. 

Кроме  вооруженных  отрядов,  северные  ,,миры'*  собирали 
и  высылали  на  нужды  борьбы  с  тушинцами  и  необходимые 
платежные  средства.  И  в  этом  отношении  Устюг  развивал 
усиленную  деятельность.  Из  собственного  уезда  он  извлек 
все  платежные  средства  для  этой  цели  и  настойчиво  призы- 
вая к  таким  же  пожертвованиям  другие  места  Поморья. 

Эти  дружные  усилия  северных  миров''  помогли  Москве 
справиться  с  напором  тушинцев  и  в  то  же  время  показали 
и  остальным  местностям  государства  пример  бодрого  само- 
стоятельного почина  в  деле  возрождения  страны,  гибнувшей 
от  анархического  развала.  Недаром  в  мае  1609  года,  царь 
Василий,  почувствовав  облегчение  в  борьбе  с  тушинцами, 
разослал  похвальные  грамоты  ,,вологодцам,  белозерцам,  кар- 
го польцам,  сольвычегодцам,  тотьмичам,  воженам,  двинянам, 
костромичам,  галичанам,  вятчанам".  Северные  ,,миры"  зани- 
мают в  этом  перечне  наибольшее  место. 

Окидывая  общим  взглядом  все  это  знаменательное  дви- 
жение, С.  Ф.  Платонов  замечает:  ,, единодушие,  взаимное 
доверие  и  согласованность  действий  северных  городов  исте- 
кали не  только  из  единства  народного  чувства  и  политиче- 
ских симпатий,  но  также  из  однородности  мирской  органи- 


58 


зации  по  городам  и  из  торгово-промышленных  отношений, 
екреплявших  взаимною  связью  хозяйственную  жизнь  различ- 
ных районов  московского  севера.  Привычные  сношения  се- 
верных городов  с  другими  городами  и  собственным  уездом 
много  содействовали  устройству  обороны  края,  собиранию 
ратей  и  соединению  их  в  важнейших  пунктах  борьбы". 

К  этому  надо  прибавить,  что  и  сам  под'ем  торгово- 
промышленной  жизни  в  Северном  крае  в  ту  эпоху  и  возбу- 
ждал в  местном  населении  особенное  стремление  к  скорей- 
шему избавлению  страны  от  анархии  и  давал  ему  материаль- 
ные силы,  необходимые  для  осуществления  этой  цели. 

И  в  последнюю  стадию  Смуты*',  при  окончательной 
ликвидации  кризиса,  когда  народное  движение  в  сторону 
восстановления  порядка  охватило  уже  многие  местности  го- 
сударства и  Нижегородское  ополчение,  ставшее  тогда  цент- 
ральным фокусом  этого  движения,  отправилось  на  освобо- 
ждение Москвы,  оно  недаром  начертало  себе  путь  на  Москву 
через  Ярославль  /и  недаром  сделало  в  Ярославле  продолжи- 
тельную остановку. 

Во  время  этой  ярославской  стоянки,  руководители  опол- 
чения, Пожарский  и  Минин,  развили  энергичную  деятель- 
ность по  подготовке  восстановления  в  стране  правильного 
порядка,  и  опять-таки  в  связи  с  крепкими  северными  ми- 
рами играли  при  этом  немаловажную  роль. 

УП. 

Последующие  судьбы  Северного  Края. 

ХУІП  столетие  принесло  с  собой  начало  ослабления 
юго  значения  —  экономического  и  политического,  —  какое 
принадлежало  Северному  Краю  в  предшествуюпі,ий  период 
нашей  истории.  Выше  мы  представили  ряд  фактов,  указы- 
вающих на  то,  что  мог  давать  этот  край  в  те  времена,  когда 
к  нему  было  привлечено  внимание  и  государства  и  торгово- 
промышленного  мира.  Но,  начиная  с  ХѴІПст.,  это  внима- 
ние как  раз  все  более  отвлекается  в  иную  сторону  в  иных 
направлениях.  Объясняется  это  обстоятельство  тем,  что  в 
ХУПІ  ст.  северный  путь  перестает  служить  единственным 


59 

„окном  в  Европу"  для  русского  государства.  Первая  поло- 
вина ХУШ  ст.  ознаменована  в  политической  и  экономиче- 
ской жизни  России  устремлением  к  Балтийскому  побережью 
и  затем  закреплением  господства  России  на  балтийских  бе- 
регах. Вторая  половина  ХУШ  века  характеризуется  устрем- 
лением к  южным  морям,  которое  получает  свое  удовлетво- 
рение в  территориальных  приобретениях  Екатерины  П. 

Когда  после  Полтавской  победы  Петр  I  получил  уве- 
ренность в  удачном  исходе  долголетней  Северной  войны, 
он,  еще  и  не  дожидаясь  ее  окончания,  приступил  к  прину- 
дительным мерам,  направленным  на  перемещение  прежних 
путей  русской  торговли.  Задача  была  поставлена  опреде- 
ленно: Петербург  должен  был  получить  теперь  торговую 
гегемонию,  ранее  принадлежавшую  Архангельску, 

Началось  с  того,  что  в  1713  г.  был  издан  указ,  за- 
претивший возить  в  Архангельск  на  продажу  пеньку  и  юфть. 
Эти  товары  можно  было  отныне  отпускать  только  через 
Петербургский  порт.  Это  правило  было  распространено  и  на 
казенные  товары --икру,  клей,  поташ,  смолу,  щетину,  ревень 
Напротив  того,  хлеб  дозволено  было  вывозить  и  через  Пе- 
тербург и  через  Архангельск,  кому  куда  способнее. 

При  всех  удобствах  и  преимуществах  нового  пути, 
сношения  с  Архангельском  в  такой  степени  стали  привыч- 
ными для  русского  купечества,  что  в  следующем  же  году 
пришлось  по  просьбе  русских  купцов  разрешить  дозво- 
лить половину  всяких  русских  товаров  доставлять  в  Архан- 
гельск, а  половину— -в  Петербург. 

В  1717  г.  эта  пропорция  была  и.зменена;  ,, для  размно- 
жения петербургской  торговли",  русские  купцы  могли  теперь 
только  одну  треть  своих  товаров  доставлять  к  Архангельску, 
а  две  трети — непременно  к  Петербургу.  Но  в  1719  году 
пришлось  смягчить  и  это  постановление  и  в  Петербург, 
наоборот,  велено  было  доставлять  не  менее  одной  трети,  а 
остальные  две  трети — к  какому  порту  кто  пожелает. 

Затем  были  проведены  все  с  той  же  целью  облегчения 
в  таможенном  обложении  при  Петербургском  порте.  В  Архан- 
гельске и  Коле  оставлены  были  прежние  пошлины^  тогда 
как  при  Петербургском  порте  они  были  понижены  с  5-ти  7» 
ДО  37о. 


60 


Этот  круг  мероприятий  завершился  указом  1721  года, 
в  котором  устанавливалось  окончательное  расписание,  какие 
товары,  к  которым  портам  могут  быть  доставляемыми.  К  Ар- 
хангельску разрешено  доставлять  товары  только  из  тех  об- 
ластей, которые  прилегают  к  водяному  пути  по  Северной 
Двине,  но  товары,  следовавшие  туда  через  Вологду  зимним 
путем,  обращались  в  Петербург.  Точно  такясе  в  Ригу  и  Нарву 
был  разрешен  привоз  только  из  определенных  прилегающих 
к  этим  портам  районов.  Весь  остальной  торговый  рынок 
должен  был  направляться  исключительно  в  Петербург  под 
страхом  конфискации  товара  в  казну  за  неисполнение  этого 
правила. 

Смысл  всех  этих  постановлений  был  совершенно  яс^н. 
Архангельска  отнималось  значение  всероссийского  порта, 
которое  передавалось  Петербургу. 

Мы  упоминали  выше,  в  другой  связи,  о  том,  что  и 
после  этих  перемен  Архангельск  долго  еще  удерживал  за 
собой  часть  былого  значения;  так  на  его  долю  долгое  время 
по  прежнему  приходились  сибирские  торговые  транспорты. 
Но  все  же  удар  был  слишком  сокрушительным  и  его  по- 
следствия незамедлилп  вскоре  выразиться  в  красноречивых 
цифрах.  При  Петре  I  оборот  архангельской  ярмарки  дости- 
гал 3  миллионов  рублей  на  тогдашние  деньги,  а  после  Петра 
вследствие  перевода  торговли  в  Петербург  он  упал  до 
г^ОО  тысяч  рублей.  Прежде  89^/о  русского  отпуска  шло 
к  Архангельску,  а  теперь  такое  же  ко.шчество  его  напра- 
вилось в  Петербург. 

Но  прежняя  кипучая  деятельность  Архангельского  порта 
и  все  вообще  торговое  движение  по  Двине  играло  слишком 
важную,  определяющую  роль  в  общем  торгово-промышленном 
оживлении  Северного  Края,  чтобы  эта  катастрофическая  пе- 
ремена не  отразилась  на  общем  понижении  там  жизненного 
темпа. 

Северный  Край  мало  по  малу  начинает  переходить 
с  тех  пор  на  положение,  как  бы  сказать,  заштатного,  »ахо- 
лустного  существования. 

В  том  же  направлении  действовало,  несомненно,  ж  уст- 
ремление внимания  государственной  власти  и  заинтересован- 


61 


ных  общественных  групп  на  поднятие  русского  юга  во  вто- 
рую половину  ХУШ  ст.,  в  царствование  Екатерины  II,  в  эпоху 
войн  с  Турцией,  Потемкинских  мечтаний  об  изгнании  турок 
из  Европы  и  утверждения  русского  влияния  в  Цареграде, 
усиленных  забот  о  колонизации  Новороссии  и  первых  еще 
робких  и  неудачных  попыток  наладить  вывоз  южно- русского 
хлеба  через  Черное  море.  Конечно,  это  тяготение  и  к  Бал- 
тийскому морю  и  к  южным  морям  отвечало  реальным  эконо- 
мическим потребностям  расширявшегося  русского  государ- 
ства, конечно  это  стремление  к  пробуждению  малоподвиж- 
ного до  толе  юга  России  имело  громадное  значение  и  обе- 
щало в  будущем  в  высшей  степени  важные  результаты. 

Но  благоразумно  ли  было  одновременно  со  всем  этим 
забрасывать  разработку  промысловых  богатств  русского  се- 
вера, сделавшую  уже  такие  успехи  в  предшествующие  вре- 
мена? Конечно,  Северный  Двинский  путь  по  отношению 
к  внешней  торговле  России  должен  был  уступить  первен- 
ствующее место  новым  кратчайшим  и  удобнейшим  путям, 
которые  вели  к  морским  берегам,  не  столь  отдаленным  от 
Западной  Европы,  нежели  берега  Северного  поморья. 

Но  ведь  Северный  Край,  и  помимо  этого  специфиче- 
ского значения  Архангельского  порта,  как  единственного 
в  свое  время  „окна  в  Европу",  был  важен  и  нужен  для 
России  своими  внутренними  естественными  богатствами.  Не 
надлежало  ли  развивать  далее  их  разработку  и  эксплоатацию 
и  при  изменившихся  обстоятельствах? 

Нельзя  сказать,  чтобы  о  „северных  промыслах"  совсем 
забыли  со  времен  Петра  I.  Некоторый  интерес  к  ним  не- 
сомненно проявлялся.  Но  их  судьба  в  слишком  большой 
степени  и  слишком  часто  отдавалась  на  жертву  мертвящей 
канцелярщине  и  пышно  расцветшему  в  ХУШ  ст.  фавори- 
тизму, которые  губили  живое  дело.  Характерным  примером 
тому  может  служить  хотя  бы  судьба  „морского  звериного  и 
китового  промысла"  на  Севере,  история  которого  довольно 
подробно  простелена  в  не  так  давно  появившемся  специаіь- 
ном  исследовании 

Э.  ІЗеберман,  „Китобойный  промысел  в  России",  ч.  I,  История  мро- 
ъіыслл,  М.  1914  г. 


62 


С  1704  г.  Петр  I  отдал  эти  промыслы  в  содержание 
кампании,  во  главе  которой  стояли  кн.  Меньшиков  и  Петр 
и  Павел  Шафировы.  Кампания  получила  монопольные  права 
на  производство  этого  промысла  по  всему  поморью.  К  концу 
Северной  войны  Петр  I  совершенно  разочаровался  в  резуль- 
татах хозяйничанья  этой  кампании.  В  1723  г.  Петр  орга- 
низовал казенное  „Кольское  Китоловство",  для  которого  были 
сооружены  в  Архангельске  трп  корабля.  Постройка  эти^ 
кораблей  была  поручена  Бажениновым,  жителям  Холмогор- 
ского уезда,  дальний  предок  которых  в  1570  г.  переселился 
в  Двинскую  губ.  из  Великого  Новгорода.  Директорами  Коль- 
ского Китоловства"  были  назначены  иностранец  Вервпзобер 
и  русский  Неклюдов. 

„Китоловство"  открыло  свои  действия  уже  по  смерти 
Петра  и  первый  год  его  деятельности  ознаменовался  лишь 
гибелью  одного  корабля,  авариями  двух  других  и  при  этом 
ни  одного  кита  не  было  убито.  В  1727  г.  и  1728  г.  убили 
двух  китов  да  третьяго  нашли  выброшенным  на  берег. 

Эти  более  чем  скромные  результаты  сопровождались 
громадной  канцелярской  перепиской  и  безпрестанным  требо- 
ванием все  новых  ассигновок  от  директоров  „Китоловства". 

Назначили  ревизию;  ревизия  вскрыла  картину  всевоз- 
можных злоупотреблений  и  выяёнила,  что  в  неуспехе  дела 
были  виноваты  высшие  лица,  причастные  к  „Китоловству". 

За  4  года  своей  деятельности  „Китоловство"  добыло 
всего  4  кита  и  2  белых  медведей,  по  1  киту  в  год  на 
3  корабля.  Вся  эта  4-х  летняя  добыча  была  оценена  в 
17.781  руб.,  а  расходы  на  содержание  предприятия  вырази- 
лись в  сумме  86.935  руб. 

Немудрено,  что  это  казенное  „Китоловство"  было  лик- 
видировано и  в  1731  г.  промысел  был  отдан  в  содержание 
кампании  купца  Евреинова  с  братьями.  Еіфеиновы  получили 
промысел  в  свое  содержание  на  30  лет  Но  не  прошло  и 
четырех  лет,  как  президент  Коммерц-Коллегии  Шафиров.  ни- 
сколько не  стесняясь  формальным  контрактом,  заключенным 
казною  с  Евреиновым,  провел  постановление  об  отнятии 
промысла  у  Евреиновых  и  передаче  его  ,.  ему,  Шафирову 
на  10  лет.  С  тех  пор  прочно  устанавливается  система  от- 


63 


дачи  этого  промысла  на  содержание  высокопоставленным  пе- 
тербургским сановникам.  В  связи  с  изменчивостью  санбвных 
карьер  промыслы  отнимались  у  одного  сановника  и  переда- 
вались другому,  столь  же  далекому  от  Севера;  сановники, 
разумеется,  руководили  предприятием  чисто  фиктивно,  о  под- 
нятии дела  и  экономических  интересах  страны  не  заботи- 
лись, а  смотрели  на  „пожалование"  их  промыслом  просто 
как  на  одну  из  подачек  от  милости  верховной  власти.  Ра- 
зумеется, промыслы  могли  только  падать  при  таких  условиях. 

Шафиров  влацел  промыслами  до  своей  смерти  (1741  г.) 
и  затем  они  перешли  на  содержание  к  генерал-берг-дирек- 
тору  Шембергу.  Этот  начал  с  того,  что  пригласил  в  руко- 
водители лредприятия...  бывшего  директора  казенного  „Кито- 
ловства"  Вернизобера,  погубившего  в  свое  время  „Кито- 
ловство" своими  злоупотреблениями.  А  затем  и  сам  Шемберг 
был  обвинен  в  лихоимстве  и  присвоении  казенного  имуш;е-  » 
ства.  Промыслы  были  от  него  отобраны  в  1742  г.  и  обра- 
щены опять  в  казенное  содержание,  при  чем  было  высчитано, 
что  за  время  с  1725  по  1742  г.  казна  понесла  от  этого 
промысла  чистого  убытку  67.031  руб.  на  тогдашние  деньги, 
т.  е.  около  670.310  руб. 

С  1749  г.  по  1768  г.  промыслы  содержал  известный 
сановник  и  крупный  делец  Елизаветинского  времени  Петр 
Шувалов.  Его  управление  было  гибельно  для  промыслов. 
В  течение  двадцати  лет  при  нем  количество  сала,  ежегодно 
отправляемого  заграницу  с  этих  промыслов,  упало  с  14000 
бочек  до  8000 

Екатерина  II  об 'явила,  наконец,  эти  промыслы  „воль- 
ными". 

Мы  уже  не  будем  следить  за  судьбами  промыслов  во 
второй  половине  ХУШ  в.  и  в  XIX  ст.  Интересующихся 
подробностями  отсылаем  к  названной  книге  г.  Вебермана. 
Но,  отметим,  что  всего  чаще  предприятия  в  этой  области 
Либо  разбивались  о  бесчисленные  препятствия,  воздвигав- 
шиеся на  их  пути  канцелярской  рутиной  петербургских 
„ведомств",  либо  с  самого  начала  бывали  испорчены  тем, 
что  во  главе  их  становились  не  люди  серьезной  торгово- 
промышленной  инициативы,  а  различные  сановные  персоны, 
вносившие  в  дело  приемы,  замашки  и  стремления,  не  имев- 


64 


шие  ничего  общего  с  действительными  серьезными  интере- 
сами предприятия. 

Мы  остановились  на  истории  этого  промысла  лишь  как 
на  характерной  иллюстрации  к  тем  условиям,  которые  под- 
держивали захирение  северной  промышленности  с  начала 
ХУШ  ст.  Не  ясно  ли,  что  не  в  самом  Севере  было  тут 
дело,  а  в  том,  что  под  влиянием  временного  стечения  исто- 
рических обстоятельств  внимание  подлежащих  общественных 
кругов  и  государственной  власти  было  отвлечено  в  другую 
сторону. 

Справедливость  требует  отметить,  что  и  после  Петра 
Великого  для  русской  северной  промышленности  и  торговли 
выдавались  моменты  относительного  под'ема.  Так  отмена 
различных  монополий  при  Екатерине  II  и  некоторые  другие 
мероприятия  этого  царствования  дали  благотворный  толчек 
к  оживлению  архангельской  торговли.  Так,  политические  об- 
стоятельства, связанные  с  международным  положением  Россжн 
в  эпоху  Наполеоновских  войн^  временно  переместили  центр 
тяжести  Русской  внешней  торговли  к  Архангельску,  так  что 
историк  Архангельска  называет  даже  некоторые  моменты 
царствования  Александра  1-го  ,. золотыми  годами  Архангель- 
ского порта"  *).  Но  все  это  было  преходяще  и  все  это  да- 
леко не  достигло  того  уровня,  на  котором  стояло  экономи- 
ческое значение  Севера  в  -жизни  Московского  Государства 
до — Петровской  эпохи. 

Середина  XIX  столетия  принесла  с  собою  для  России 
отмену  крепостного  права  и  связанный  с  этим  подъем  рус- 
ской торгово-промышленной  жизни.  Однако  на  Северном  Крае 
под ''ем  этот  отразился  в  наименьшей  степени  и  можно  даже 
сказать,  что  заброшенность  этого  края  стала  сказываться 
с  этого  времени  еще  резче.  Почему  так  случилось? 

После  освобождения  крестьян  Россия  стала  покрываться 
сетью  железных  дорог  и  введение  парового  транспорта  вместе 
с  другими  переменами  в  области  промышленной  техники  по- 
ставило на  совершенно  иные  рельсы  экономическую  жизнь 
России,  создало  новые  условия  для  русского  народного  хо- 
зяйства. Но  Северный  Край  не  сочли  тогда  нужным  приоб- 

Огородников.  „Очерк  истории  г.  Архангельска".  СПБ.  1890  г. 


щпть  к  этим  новым  условішм,-  его  оставили  вне  железнодо- 
рожной сети  и  никто  не  признал  уместным  припомнить  ту 
роль,  которую  он  некогда  играл  в  экономической  лшзни  Рос- 
сии Калюется  теперь  настала  пора  напомнить  об  этом  и  мы 
старались  сделать  это  настояш,им  очерком 

Наш  исторический  обзор  приводит,  думается  нам,  к  со- 
вершенно определенному  заключению.  В  ХТІ  и  ХУП  в. в. 
Московская  Русь  получала  обильные  плоды  от  промышлен- 
ного под'ема  Русского  Севера.  И  этот  исторический  пример 
указывает  на  то,  что  мог  давать  России  Север  в  то  время, 
когда  он  был  связан  с  остальными  частями  страны  общ- 
ностью приемов  тогдашней  промышленной  техники.  В  новое 
время,  с  середины  19  ст.,  Северный  Край  был,  как  бы  ска- 
зать^  оставлен  за  бортом  технического  прогресса,  вводивше- 
гося в  прочих  частях  Европейской  России^  и  тем  самым  было 
парализовано  экономическое  развитие  этого  края,  . к  которому 
у  пего  имеются  засвидетельствованные  его  историческим  прош- 
лым богатые  задатки.  Вывод  отсюда,  кажется,  совершенно 
ясен. 

Для  того,  чтобы  промышленные  рессурсы  Северного  Края 
не  пропадали  втуне,  не  лежали  под  спудом;  для  того,  чтобы 
там,  как  было  уже  встарь,  вновь  аабила  ключем  творческая 
работа,  которая  на  благо  всей  России  мобилизовала  бы  есте- 
ственные богатства  этого  края — нужно  только  одно:  нужно 
опять  поставить  этот  край  в  равные  условия  с  прочими 
частями  страны  в  отношении  его  технического  оборудования. 
Нужно  придти  туда  с  железными  дорогами,  с  широко  по- 
ставленными предприятиями  по  разработке  местных  промыс- 
лов, с  густою  сетью  всевозможных  образовательных  учреж- 
дений—словом, со  всем  тем,  что  выработано  мировой  про- 
мышленной культурой  19  ст. 

Расцвет  экономической  жизни  Северного  Края  в  ХУІ — 
ХУІІ  в.  объяснялся  тем,  что  в  те  времена  он  находился  в 
таких  же  условиях  экономической  техники,  как  и  прочие 
части  Руси  того  времени.  И  Север  давал  тогда  максимум 
той  производительности,  на  какую  он  способен  по  содержа- 
нию своих  хозяйственных  рессурсов.  Впоследствии  это  то 
равенство  условий  и  было  нарушено.  Распространить  на  се- 
верный край  результаты  последующего  технического  про- 


гресса  почему  то  не  считали  нужным.  Кажется,  заключение 
вытекает  отсюда  само  собой.  Восстановите  это  равенство, 
поставьте  условия  промышленной  культуры  на  Севере  в  уро- 
вень с  современными  требованиями  и  тогда — там  вновь  раз- 
вернется та  картина  экономического  под'ема,  к  которому 
этот  богатый  естественными  рессурсами  край  способен.  По- 
рукою в  том  служит  историческое  прошлое  этого  края,  в 
кратких  чертах  рассмотренное  на  предшествующих  страницах.
Internet Archive Audio

Featured

Top

Images

Featured

Top

Software

Featured

Top

Books

Featured

Top

Video

Featured

Top

Mobile Apps

Browser Extensions

Archive-It Subscription

Save Page Now

Full text of "Russkiĭ Sever : rolʹ Severnogo Krai͡a Evrop. Rossii v istorii russkogo gosudarstva : istoricheskiĭ ocherk"

See other formats
